Надежда Кузьмина - Драконья доля

Вечером на дверной ручке я опять увидела висящую на ниточке конфету.

И что с ней делать? Аппетит у меня как-то резко улетучился.

Потоптавшись несколько секунд, решила, что пусть себе висит. Вряд ли сюда леди Лобелия заглянет. А мне надо на ясную голову подумать.

Прошло уже четыре с лишним месяца с тех пор, как я поступила служить в особняк Инрис. Скоро стает снег, придёт новая весна. Это хорошо.

С другой стороны, за это время я накопила больше двух золотых — по тридцать серебрушек в месяц. Тоже немалый плюс.

Научилась плохо, с ошибками, но писать. Теперь после походов на рынок я заносила в амбарную книгу расходы сама. А как правильно именовались товары, выясняла, листая эту же тетрадь. Больше я селёдку силеткой не обзову. И, конечно, стала увереннее читать. Грамотной я себя назвать не могла, но и неграмотной уже не была. Так, серёдка на половинку. Но у меня же всё впереди?

В доме были понятные порядки. Не мучили непосильной работой, платили хорошо и вовремя, не бранились и не били. И отпускали, если мне хотелось сходить в храм или на рынок, купить что-то для себя. А ещё у меня появилось то, чего не было никогда раньше, — личная комната.

И вот этот рай грозил рухнуть из-за того, что мне приглянулся — или я приглянулась, не поймёшь даже… в общем, из-за смазливого парня. Пойду у него на поводу — и где окажусь? С животом в придорожной канаве?

Значит, попробую сделать вид, что ничего и не было. Так легче всего.

Всю следующую неделю я успешно избегала Яниса. Растворялась тенью при его приближении, изменила налаженное расписание уборки комнат, старалась больше времени проводить на кухне вместе с Кайрой. Боялась — не знала, что ему сказать и как себя вести. А если он опять меня обнимет, а я снова голову потеряю?

Спалось мне плохо. И из-за страхов, и из-за желаний. Я стала нервной и пуганой, подпрыгивала при всяком шорохе.

На ручке комнаты болталась уже целая гроздь трюфелей, покуда однажды, вздохнув, я не отнесла конфеты в библиотеку, где и оставила их на столе.

В ночь после того, как вернула сладости, меня разбудил стук в дверь. Сначала решила — почудилось. Но осторожное «тук-тук-тук!» повторилось. Слезла с кровати, подошла тихо, босиком, на цыпочках. Прислушалась.

— Линда, я знаю, что ты не спишь. Открой, нам нужно поговорить!

И что делать? Набралась духу:

— Нет, лорд Янис. Я о вас ничего не знаю. А тот поцелуй был у меня первым в жизни. Только больше сладостей мне не надобно.

— Открой! — громче, настойчивее.

— Уходите. Хотите что-то сказать, так сделайте это днём.

Сунула в рот кулак и тихо-тихо отступила назад, к кровати. Засов крепкий, а шуметь он вряд ли станет.

Села на край постели, прижала к животу подушку и сидела долго-долго, пока так, сидя, и не задремала. А проснувшись, решила, что Янис точно ушёл. Когда легла наконец на постель, оказалось, что подушка почему-то мокрая. Перевернула её сухой стороной, хлюпнула носом и уснула снова.

И приснилась мне бабушка Рилея. Как сидит она у нашего дома на скамеечке, а я, ещё маленькая, снизу вверх на неё смотрю. Бабушка тоже на меня глядит, ласково так, понимающе. Потом протянула руку, положила мне на макушку и говорит:

— Шини, запомни, не отдавай то, чего себе не простишь. Может, крыльев у тебя и не будет, но право держать голову высоко и у людей есть.

И по волосам погладила.

А я проснулась.

За окном уже серел рассвет, скоро подниматься. А я задумалась над тем, что во сне видела. Словно бабушка Рилея с того света явилась, чтобы совет дать.

Только как ему следовать? Что я должна делать, чтобы потом не жалеть?

Наверное, в первую очередь не торопиться. И помнить, что я — никакая не Линда. Я — Шиана и ушла из дома для того, чтобы найти свою долю и узнать, может ли мне принести хоть что-то драконья кровь. И слезами да вздохами тут ничего не решишь и никак не поможешь. Начну-ка с того, что давно собиралась сделать, — поищу в библиотеке книги о магах и драконах. Может, что-то и прояснится.

Но прояснилось совсем другое, причём неожиданно.

Время от времени я ходила в храм. Молилась Богине-матери, если было время — помогала Луве, и каждый раз старалась хоть словечком перемолвиться с отцом Ансельмом. Очень тот мне нравился — добрый, говорит негромко, а глаза лучистые и ясные.

В этот раз отец Ансельм сам подошёл ко мне.

— Белёна, вижу, ты в смятении. Что у тебя случилось?

А как он понял? Неужели я вот так насквозь видна?

— Ты в два раза дольше обычного у статуи Богине-матери стояла, молилась. Могу я тебе помочь?

— Скажите, отец Ансельм, ведь вы хорошо семью Инрис знаете?

— Леди Лобелия чудесная женщина и образцовая прихожанка. Её помощь помогла нам достроить дом для странников. — Глаза отца Ансельма стали строже.

Эх, понятно. С леди он знаком много лет, а я тут лишь несколько месяцев. То есть спрашивать надо очень, очень осторожно.

— Леди Лобелия замечательная, и хозяйка прекрасная, — начала я. — Она заботится обо всех нас и многому меня научила…

Ага, кажется, верный тон взяла — лицо отца Ансельма стало мягче.

— Но спросить я хотела не о ней, а о молодом лорде Янисе.

— Янис — достойный молодой человек, как и должно быть при таких родителях. Леди Лобелия очень переживала, когда тот ушёл из дома. Но сейчас же всё наладилось?

Я кивнула, пытаясь улыбнуться.

Ощущение было таким, будто меня по голове обухом огрели. Мне кажется, или из слов отца Ансельма выходит, что Янис — сын леди Лобелии и лорда Канрита?

— Да, всё хорошо, отец Ансельм. Примите, пожалуйста, малую лепту на благие дела, — протянула серебрушку, — а мне пора возвращаться домой, к работе.

— Спасибо, Белёна. Если что, приходи!

Закивала, тихонько пятясь к выходу. Не хотелось, чтобы отец Ансельм спросил, каким образом лорд Янис связан с тем, что я молилась в храме в два раза дольше обычного… Что бы я на такое ответила?

Ведь на чьей стороне священник — понятно. А если что случится, виновата буду я сама, силой меня никто не неволил.

Выйдя из храма, решила, что чуть задержусь — посижу на скамейке в скверике, располагавшемся на середине пути к особняку Инрис.

Поддёрнув плащ, опустилась на влажные доски, бездумно глядя вокруг. С тротуаров на северной стороне улиц снег уже сошёл, а вот на затенённой домами южной ещё лежали сугробы. Дорожки в сквере тоже оттаяли, и в мелких лужах купались воробьи — мокрые, смешные, громко чирикающие. Деревья пока стояли голыми, даже почки не набухли, но воздух был уже не зимним, а влажным, весенним. И небо — ярко-голубое, бескрайнее, без единого облачка — тоже.