Мир жизни и смерти 7 - Павел Михайлович Пуничев
— Неслабый рассказ, — оценил Резак, — чародейка оказалась болтливой.
— Кстати, — спросил Странник, — не знаешь почему она не атаковала, когда мы бились с шаманом? Мы еле выстояли если бы она вмешалась, нам бы была хана.
— Она подпитывала своей энергией Шамана и накладывала на него защитные заклинания, а когда мы его добили, от отката чуть не упала в обморок, поэтому ты до неё так легко добрался.
— Швырнуть смертельное заклинание — это ей не помешало, недовольно буркнул Странник, — впрочем чёрт с ней, её рассказ того стоил.
— Ага, — в этот раз уже буркнул я, — знал бы ты, как и какими способами мне пришлось выталкивать из неё эти подробности, впрочем, это уже к делу не относится. Раз мы все уже встали, может перекусим, да посмотрим, что там в этих пещерах Познания интересного рассказывают?
Глава 9
Вспышка. Вход.
Я болезненно поморгал глазами, выгоняя из них солнечных зайчиков, злобно напрыгнувших на меня из-за кромки леса, откуда сейчас поднималась местное светило. Слава богам, это было единственное нападение, и никто злобно рычащий и скалящий слюнявую пасть на меня больше не накинулся. Я быстро огляделся, но здесь на кромке леса и каменной платформе никого не было. Впрочем, как и обещала чародейка-сатир вчерашней ночью. По её словам, мы уничтожили всех в ближайшей округе, и новые защитники здесь появятся не раньше, чем через неделю. Это может измениться, если мы вздумаем лезть в пещеры Познания, чего она нам категорически не советовала делать. Я было уже поднялся на ноги, чтобы проверить наличие или отсутствие агрессивных существ, но тут же плюхнулся на пятую точку, в единый миг оказавшись не в этом месте и не в это время, хотя последнее утверждать не берусь.
Бесконечный лес сменившись на виды Императорского дворца, показываемого с высоты птичьего полёта. Неведомый птиц неспешно наворачивал круги над этим величественным комплексом зданий, показывая суетящихся рабочих, восстанавливающих стены и окна зданий, и разрушенные укрепления, пострадавшие при нашей последней атаке с помощью тварей пустошей, последователей Древних богов, и воинов Небесной Орды. Продолжалась это недолго и взгляд неведомого наблюдателя переместился к императорскому саду, который также подвергся немалому опустошению. Отгороженный участок с капищем забытых богов лишился части ограды в том месте, куда я бросил волшебный боб. Во время вторжения, когда он начал расти, он снес и часть ограды и несколько деревьев, произрастающих там, подняв в этом месте землю на дыбы. Затем, как и обычно, росток рассыпался невесомый золой, но разрушения после него никуда не делись, однако это было не главное. Неведомый наблюдатель резко спикировал вниз, захлопав крылами взгромоздился на уцелевший участок ограды, вглядываясь вглубь капища, где под искривлёнными изломанными ивами торчали покосившиеся, заросшие от времени лишайником рунические камни. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем в самом центре каменных кругов началось движение. Покрытая мхом земля вспухла, поднялась горбом, а затем лопнула, выпускаю наружу росток дерева. Почки на его верхушке раскрылись, выпуская два сочно-зелёных листа, которые зашевелились будто живые, устремляясь вверх, протягивая себя будто ладошки к солнцу. На этом всё не успокоилось, росток быстро стал увеличиваться, вытягиваясь вверх и в ширину, выпуская новые ветки, порождая новые гроздья листьев, устремляясь всё дальше вверх, наполняясь энергией и начиная светиться. Капище закряхтело, застонало, заворочалось, а затем над ним разнёсся такой горестный вой, будто древний вампир-патриарх уселся на осиновый кол, вбитый в его трон шутниками паладинами, после чего начал рассыпаться пылью, теряя тысячелетиями сохраняемые остатки души.
И вой этот только усиливался и становился с каждой секундой всё страшнее, а росток, превратившись в молодое, но крепкое древо, засветился ещё сильнее, создавая вокруг себя настоящий вихрь из солнечного света. Тот пробивался повсюду, заглядывая даже в самые тёмные уголки, куда столетиями не заглядывало солнце, изгоняя из самых укромных мест тьму и накапливаемую тысячелетиями злобу. Ивы затрещали, начав гнутся к самой земле, теряя кору, листья и ветви. Камни зашатались будто живые застонали и один за другим начали рушиться на землю, рассыпаясь безжизненным песком. Из каждого разбитого в хлам камня вырывался туманный сгусток, впитываясь в солнечный вихрь, который раздирал, размалывал, изничтожал их, превращая в ничто, до тех пор, пока ни одного из них не осталось.
Со всех сторон сада