Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель
Глава семьи, отягощённый заботами и сам себе начищающий доспехи. Пятеро сыновей и дочка — и во дворе азартно стучат клинки, потому что из шести детей пять — Мечники… и есть младший.
— Ашильду Стимферелл обвиняли в неверности, — уже после, когда… словом, он стал известен. Посвящение младшего сына, Эвальда, отпраздновали как должно — ему преподнесли клинок в подарок, и соседи видели Печать на его ладони. Вот только после все сходились, что Печать выглядела как-то не так, да и отец с матерью были не рады, а скорее встревожены и испуганы. Пошли слухи о том, что Печать была фальшивой.
Есть умельцы — нанесут на ладонь что угодно. Наклеют фальшивую Печать поверх настоящей или выведут правдоподобный знак на руке. Тогда узнать твой Дар можно, только когда ты применишь магию, да ещё по Книге Кормчей. Но Эвальд Хромец не пользуется Даром на людях, и ходят слухи, что он вымарал даже строку в Книге Кормчей (как?!). И перчатка — почему перчатка, а не фальшивая Печать, что там, на правой руке — ожог? Знак, который ничем не закрыть и никак не изгладить? Гладкая кожа?!
Мечник, Стрелок, Огонь, Ветер — вот что считается достойным для истинного аристократа. Отец рассматривал мою ладонь, бормотал, что стыдно такое людям показать — может, не поздно вызвать специалиста и хоть с виду поменять?
— В общем, это ведомо лишь Кормчей да самому Шеннету — что он получил тогда. Говорили, что Камень вместо магии влил в кровь Эвальда Стимферелла проклятие всему роду — за то самое, старое отступничество. Во всяком случае, как раз с Посвящения младшего сына в семействе Стимферелл начались трагедии. Сперва в стычке на границе погиб Глава Рода, за ним последовали четыре старших сына, один за одним: турнир, потом начались мелкие войны на границе с Вольной Тильвией… Словом, к четырнадцати годам Эвальд Стимферелл оказался единственным мужчиной в семье. Поместье тем временем приходило в упадок, Ашильда сходила с ума от горя и всё время проводила в подобии фамильного склепа, где приказала изваять статуи покойного мужа и сыновей. А дочь, о… Найра Стимферелл…
Может, мне не следует рассказывать и эту историю, но я всё продлеваю сказку — чтобы только можно было смотреть на мотыльки-отблески в её волосах, на склонённую голову, задумчивый изгиб губ. И я перевиваю историю Эвальда с грустной сказкой о Деве-Воине, Найре Стимферелл, храброй и талантливой, преданной и погубленной людской подлостью.
— Найра была сильным Мечником — сумела достойно себя показать на трёх турнирах, едва ей только исполнилось семнадцать. Она мечтала положить клинок к ногам короля — и это ей, а не её брату прочили главенство над Родом и блестящее будущее, славу Эйлы Пламяносной или Тендейры Воительницы. Конечно, её воинственность вызывала пересуды, но в основном все сходились, что раз уж Камень дал Найре Дар такой силы, то её сердце — сердце настоящего воина. И, как настоящего воина, её погубила любовь.
Пламя пригибается, словно отдёргивая занавес. Открывая пляску теней: вот волосы, непокорные, вьющиеся, растрепались, когда снят шлем. Улыбка поверженного в поединке противника, протянутая рука…
— Мейрик Дазерент был из семьи, у которой со Стимфереллами была затянувшаяся тяжба за земли. Но Найру это не остановило. Может, она думала, что примирит их семейства таким решением, или надеялась на благословение матери, если её поставить перед фактом, но… она…
Пламя плещет, растекается, и в нём без труда можно увидеть — перевившиеся пальцы, скомканный шёлк простыней, губы — шепчущие клятвы друг в друга…
— Дазерент поступил… у меня нет слов для его поступка. Уже наутро он раструбил на каждом углу о позоре девицы Стимферелл. Этим он уничтожил её репутацию — для знатной аристократки это невозможность замужества, невозможность службы при дворе. Она даже не смогла бы участвовать в турнирах Мечников — разве что под градом насмешек. Она могла бы ответить ему мечом, вызвать на дуэль, но… не смогла или не захотела.
Наверное, он говорил ей, что она красива — этот подлец, который полностью заслужил свою судьбу. Пел в уши о том, что она лучше всех придворных красавиц, восхвалял её мастерство боя. И она поверила, что он — её судьба, вцепилась в неё, бросилась безоглядно, как в омут, в единственную ночь…
Утро выбило у неё землю из-под ног. Сплетни затянули на горле петлю.
— Дазерента осудили в обществе после того, как Найра повесилась. Однако Эвальд Стимферелл — единственный, кто имел право призвать обидчика сестры к ответу — не бросил вызова, хотя ему уже исполнилось семнадцать. В то время он был уже в Айлор-тэне — начинал карьеру в столице. Светскую, а не военную карьеру — первый из всех его предков. Секретаря, подручного… словом, он был кем-то вроде помощника у знатных особ. Пособника в переговорах, в налаживании связей, в денежных вопросах и вир знает, в чём ещё.
Кто теперь назовёт — кому он служил, от чьего имени выступал и какими злодеяниями вымостил себе путь в верха. Неприметный молодой человек, о котором никто и не слышал до его двадцатипятилетия, когда он стал подручным у дряхлого министра целительства.
— Плесневый Министр — так его прозвали, пусть он официально и не занимал министерскую должность. Полагаю, при дворе хорошо понимали — кто по-настоящему принимает решения. Борьба с Плесенным Мором шла достаточно успешно — но куда успешнее Эвальд Стимферелл продвигался в высшем свете. Влияние его быстро росло, и тогда-то о нём и поползли эти слухи. О всеведении и о том, что он… ну, словом, заложил душу — ибо он, казалось, знал всё и о всех, предугадывал собеседников, избегал ловушек недоброжелателей, мог что угодно уладить или что угодно достать. Он числился личным помощником министра — однако в его власти было освободить аристократа от Плесневого Налога или решить имущественную тяжбу. Но по-настоящему серьёзное влияние он обрёл после того, как на трон взошёл Даггерн Шутник.
Камин начинает затухать, и я подкладываю в него ещё поленьев. Стоит ли рассказывать, что за человек был узурпатор? Мой опекун, господин Драккант, знал Даггерна, когда тот был лишь королевским кузеном — и многое рассказывал. О пьяных оргиях, разорениях деревень и лабиринте с сюрпризами: коридоры и двери, двери, и за каждой — горка алмазов на столе, или отравленные шипы, или золото, или помрачающие сознание артефакты.
В пансионе поговаривали: Даггерн сверг своего праведного кузена, чтобы тот его не казнил за эти развлечения.
— Во время переворота министр целительства умер — уверяют,
