В интересах государства. Дакия (СИ) - Хай Алекс
Наигранно взволнованный тон Флорина Василеу меня не обманул. Черта с два он теперь от меня отцепится, да и вся его забота — напускная.
Что, что, черт возьми случилось, что моя легенда развалилась от первой проверки пограничниками? Вальтер Макарович, ну е мое! Как можно было позволить своим сотрудникам сработать настолько криво?
Что ж, теперь спасение утопающих в руках самих утопающих. А вариантов у меня было немного. Я тряхнул головой и постарался принять максимально ошарашенный вид.
— Нет-нет, я правда в норме, благодарю. Помощь докторов не требуется — одаренные быстрее восстанавливаются. Просто сегодня был очень длинный день, и меня шокировало ваше заявление, господин Василеу. Вы утверждаете, что я… мертв?
Губы румынского юстициара тронуло подобие печальной улыбки.
— Боюсь, это утверждаю не я, а выписка из базы. Дакия и Объединенная Империя обмениваются данными для ужесточения контроля при переходе границ. Сами понимаете, времена неспокойные… Мы всегда пробиваем по базам документы пассажиров. От и сейчас обратились к базе, и вот что увидели, — он развернул бумаги и придвинул ко мне.
Я скользнул взглядом по распечаткам. Все было на греческом — насколько я понял, в Дакии он был своего рода универсальным языком общения, и все же офицерские чины здесь довольно неплохо говорили по-русски.
Информации было немного, да и фотография отсутствовала. Но дата рождения и правда совпадала. Репнин Михаил Александрович, родился в Москве…
Ага, вот оно!
— Господин Василеу, боюсь, вы нашли информацию не обо мне, — я зацепился за слабый шанс сбить погранца с толку. — Я родился не в Москве, а в Тульской губернии. Это недалеко от Москвы, примерно в ста километрах. Ныне я действительно проживаю в Москве, поскольку прохожу там обучение. И все же, боюсь, данные не мои.
Я старался говорить убедительно и спокойно, с достоинством, присущим одаренному и аристократу. Хотя поджилки тряслись, да и под ложечкой сосало. Я сейчас ходил по охрененно тонкому льду и был уверен, что Денисова и Грасс так же раскалывали в соседних помещениях. Разве что Аньке проще — у нее документы были самыми что ни на есть настоящими. Но она все еще могла нас сдать.
Майор-юстициар озадаченно уставился на бумаги.
— Но ведь, ваше благородие… Хотя погодите…
— В чем дело?
— Есть ли у вас при себе внутренний паспорт? По правилам вы обязаны путешествовать с международным, я это понимаю. Возможно, имела место путаница в базах. Но вы нас очень обяжете, если предоставите внутренний документ. Мы подадим запрос на сверку и все выясним.
Я лишь пожал плечами.
— Боюсь, это невозможно. Если я вообще взял его с собой, то он остался в моих вещах в поезде. Когда меня забирали в Фокшаны, то пообещали вернуть сравнительно быстро. Я ничего не брал с собой.
Василеу рассеянно кивнул.
— Да, верно. Кроме того, поскольку имело место применение газа, то все вагоны и вещи будут подвержены дезинфекции на случай, если вредоносные вещества останутся на поверхностях… Ох, Михаил Александрович, раз происходит подобная ситуация, боюсь, мы будем вынуждены просить вас задержаться.
Перевожу на русский: “черта с два мы тебя куда-нибудь отпустим”.
Думай, что можно сделать, Миха. Думай! Силу и ментальные практики применять нельзя, с друзьями не связаться. Но нужно сохранить лицо и легенду. Дух брата не просто так предупреждал меня не верить дакийцам. Это тоже следовало учитывать.
Я не думал, что конкретно этот Василеу имел на меня личные виды — нет, мужик просто старался хорошо делать свою работу. Но теперь нужно было как-то выкручиваться.
Впрочем, была у меня одна идея — раз уж вылезла проблема с документами, то быстро и без вмешательства империи вряд ли обойдется. Если проволочек избежать не удалось, значит, я сделаю так, чтобы они стали максимально неудобными для самих дакийцев.
Извините, господа, ничего личного…
— Разумеется, господин Василеу, — улыбнулся я. — Прекрасно понимаю, что вопрос серьезный. Однако, насколько я помню, как аристократ и одаренный, я вправе воспользоваться привилегией связи с дипломатической миссией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})По лицу майора-юстициара пробежала тень.
— Это так, — сухо сказал он.
— В таком случае я прошу вас связаться с представительством империи. Я готов оказать вам любое содействие и поддержку, готов объяснить причины применения Благодати и дать свидетельские показания о нападении на экспресс. Однако считаю правильным предупредить свою родную страну о случившемся и моей роли в этих событиях. Полагаю, это будет справедливо.
— Но долго, Михаил Александрович. В Фокшанах нет представительства дипломатической миссии. Нам придется подавать запрос в Букурешт.
Я театрально вздохнул.
— Что ж, придется подождать. Благо вы сами предложили воспользоваться вашим гостеприимством. Не переживайте, господин Василеу, я не избалован и особого отношения к себе не потребую.
Василеу собрал распечатки в одну стопку и хмуро посмотрел на меня.
— Вы — перебежчик? — тихо, почти беззвучным шепотом спросил он.
Я удивленно моргнул.
— Если вы желаете просить убежища в Дакии в обмен на сотрудничество, то дипмиссия Империи вам не поможет, — продолжил юстициар. — Они сдают своих обратно. Поэтому если вы подделали документы, чтобы проникнуть на территорию Дакии и просить убежища…
Интересно, ох как интересно! Значит, вот как Юсупов мог полулегально проникнуть в Дакию. Предложил сотрудничество в обмен на запрет экстрадиции. Дакия ведь не выдает преступников, прямо как Дон, откуда выдачи нет. Что ж, становилось понятнее.
Я мог бы сейчас театрально возмутиться. Мог бы, наоборот, дать знак, что мне нужно именно это. Но ни то, ни другое не поможет выполнению задачи. Мне нужно попасть в Констанцу и выяснить, что нарыла Ирина. И если придется выбирать между сдачей своим и сдачей дакийцам, я выберу своих.
— Нет, — я слегка качнул головой. — Прошу вас, господин Василеу, свяжитесь с дипмиссией в Букуреште.
Переводя на понятный язык, я заявил: “хрен вам, а не ответы, пока не прибудет представитель моей страны”. Один-один. Играем дальше.
Майор-юстициар вздохнул и поднялся.
— Разумеется, Михаил Александрович. Мы немедленно отправим запрос в Букурешт. А пока, боюсь, вам придется расположиться у нас. Вас сопроводят во временные апартаменты.
Временные апартаменты оказались похожи на одиночную камеру в тюрьме какой-нибудь Швеции или Норвегии. Впрочем, в моем мире примерно такие же параметры имели квартиры-студии где-нибудь в Мурино или Кудрово.
— Прошу, господин, — на кривом русском сказал сопровождавший меня пограничник. — Выход придется закрыть. Запореть.
— Запереть?
— Да, запереть! На ключ. Ради безопасности.
Я вздохнул. Что ж, ожидаемо, что я стал пленником.
— А если мне что-нибудь понадобится? Полотенце, например? Или еда…
Погранец немного растерялся. Судя по его реакции, ситуация для фокшанской ставки была не совсем типичная. Видимо, аристократов они задерживали редко, а для простых контрабандистов или других нелегалов имелись камеры попроще. Тем не менее мужик быстро сориентировался.
— Тут телефон, господин, — он указал на висевший на стене аппарат старого образца. — Наберите “один”, вам ответят. Попросите то, в чем нужда… То, что нужно вам. И вам все принесут.
— Благодарю, — улыбнулся я. — Обещаю, что постараюсь не доставлять вам неудобств.
Погранец смущенно кивнул и вышел. Я услышал щелчок запираемого замка.
Что ж, значит, отсиживаемся. И думаем. Мало притащить сюда представителя дипмиссии — нужно еще и заставить его помочь нам с Денисовым, стараясь не раскрыться. Хотя, чуял я, придется.
Я сделал свет ярче и огляделся. Окон в помещении не было — за прекрасное здесь отвечала репродукция картины, изображавшая карпатский пейзаж. В ванной комнате нашелся рукомойник и рулон бумажных полотенец — я с удовольствием умылся и долго пялился на свою осунувшуюся рожу в зеркало. Да уж, сейчас на аристократа я походил очень отдаленно — лицо в царапинах, костюм превратился в лохмотья, волосы всклокочены, под глазами синяки. Ничего, отосплюсь.