Византийское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович

По его категоричному приказу начисто истребили две орды, что постоянно ходили набегами на православные селения Речи Посполитой и Московского царства более двух с половиной веков. Людей степняки отлавливали десятками тысяч, а тех, кого не могли увести — стариков и детушек малых крымчаки и ногаи безжалостно истребляли.

Все тракты в Крым обильно орошены горькими слезами полонянников, которых десятками тысяч каждый год пригоняли на продажу, на невольничьи рынки Кафы, Гезлева и Бахчисарая. А оттуда несчастные люди перевозились в Константинополь — султанская столица давно стала центром работорговли. Там и пропадали здоровые мужчины на галерах или в рудниках, а девицы в душных гаремах.

Теперь наступило время отмщения!

Работорговцы до последнего момента надеялись на свое превосходство в коннице, ожидая помощи от турок. А потому в гордыне своей зверски убили посланного к ним парламентером русского офицера, а сопровождавших его казаков и калмыков растерзали на куски.

В своем послании старый фельдмаршал потребовал незамедлительно отпустить на волю всех рабов, потому что рабство противно природе человеческой и осуждается всеми цивилизованными народами. И предупредил, что если этого не будет сделано, то все виновные понесут самое суровое наказание. А убийство раба русские будут воспринимать как неслыханное злодейство, за которое будет наказан не только убивец, но и все соучастники, а так же их семьи, сколько бы в них не проживало.

Копию этого послания, написанную собственноручно, Христофор Антонович отправил в Петербург. Подобного рода бумаги, касающиеся Крымского ханства, он постоянно направлял императору, сам делая списки с оных — прекрасно понимая, для чего бумаги будут нужны.

В гордыне своей, крымчаки и ногаи, высокомерно отвергли предупреждение главнокомандующего, убив парламентера с конвоем. Они хорошо помнили, что тридцать лет тому назад, войска Миниха ворвавшись в Крым, стали терпеть нужду во всем.

Тогда татары угоняли скот, жгли степь и травили колодцы, закидывая их телами убитых рабов и трупами животных. И ждали турецкой помощи — благо море было под полным контролем османов, и они могли осуществить высадку в любом из прибрежных городов, не боясь русских кораблей, благо выход из Днепра был надежно заперт Очаковым, а из Дона крепостью Азов, а Таганрог был разрушен полностью.

Вот только сейчас ситуация стала совершенно иной. Война началась неожиданно для русских — в феврале, хотя Миних знал, что начать ее должен по приказу из Петербурга в апреле.

Но татары опередили!

Момент тогда наступил крайне напряженный — крымский хан и две орды, буджакская и бугская, неожиданно ушли в набег на Подолию, и с ними столкнулась армия генерал-аншефа Румянцева, вскоре вытеснившая степных разбойников с русской территории.

При первом известии о набеге, посчитав его законным поводом к началу войны, по приказу Миниха русская кавалерия и пехота, используя заранее подготовленные магазины, всеми своими силами обрушилась на ногайские орды. Одновременно начали спешно восстанавливать Таганрог, что запрещалось делать по условиям мира.

Затем последовал поход на Очаков, закончившийся штурмом и взятием старой крепости — турецкий гарнизон дерзко отверг капитуляцию, оказал упорное сопротивление, и, по обычаям войны, начисто истреблен — взбешенные русские стрелки пленных не брали.

С паводком в лиман вышла Днепровская флотилия — около полусотни малых судов, главным образом гребных. Одновременно через устье Дона провели уже немалый флот, словно вернулись времена второго Азовского похода царя Петра Алексеевича. И вскоре русские линкоры подошли к Еникале — Керчь была взята десантом, которого османы не ожидали. И хуже того — в Черном море у Оттоманской Порты не осталось линейных кораблей и фрегатов — их спешно отправили в эскадру капудан-паши после известия о разгроме османской эскадры в Морее.

И это кардинально изменило ситуацию!

Теперь турки не могли оказать Крымскому ханству скорый сикурс, лишившись господства на Черном море, что раньше являлось огромным внутренним «озером» Оттоманской Порты.

В начале апреля русские войска обрушились на врага всеми силами. И наступали с разных направлений, не давая ногайским ордам возможности удрать, а лишь немногим посчастливилось уйти за Перекоп, побросав имущество и скот. В ханстве стали распространятся страшные слухи о гяурах, и татары, надеясь вести точно такую же войну, как раньше, принялись истреблять православных рабов.

Они предпочитали лишиться своего «законного имущества», чем отпустить несчастных невольников на волю. Известия о резне привели всю русскую армию в неистовую ярость — терпя лишения и жажду, полки подошли к Перекопу и взяли его дружным натиском. Затем армия ворвалась в Крым сразу с четырех направлений, и, кроме того, флот высадил десанты во всех значимых прибрежных городах.

И наступило возмездие!

Миних принялся основательно, по-немецки педантично выполнять наказ императора Иоанна Антоновича «полностью зачистить территорию от работорговцев и всех враждебных России элементов». Термин «зачистка» был немного непонятным, а потому фельдмаршал понял его буквально — смерть всем кто держит рабов, или убивал невольников.

А так как крымчаки занимались этими делами поголовно, то на них обрушился «меч Немезиды» — ворвавшиеся казачьи и калмыцкие полки, пылали жаждой кровной мести. И вот теперь крымчаки горько пожалели, что убили парламентера с конвоем!

Русские степняки при поддержке гусар и драгун с конной артиллерией, прошлись по полуострову частой «гребенкой» — вырубая всех, у кого находили мертвым хотя бы одного раба. Дикий ужас воцарился среди магометан, они отчаянно заметались по родной земле, но нигде не находили спасения. А когда с быстротой молнии пронеслось известие, что на Дунае чуть ли не целиком была уничтожена турецкая армия, визирь попал в плен, а крымский хан был убит, пали духом даже самые отчаянные.

Сопротивление прекратилось, тысячи крымчаков стали бежать через море на любых лодках. Сколько таких несчастных погибло во время плавания, никому не известно, но берегов Порты достигли немногие. Больше половины ногаев и татар уцелело в резне, устроенной калмыками и казаками, значительную часть взяли под охрану русские драгуны и стрелки.

Теперь участь крымчаков определилась. Они покорно тысячными толпами побрели к Керчи, усеивая скорбный путь своими телами — идти без пищи и часто без воды было трудно. Но много ли они сами кормили и поили несчастных рабов?!

Там их перевозили лодками и фелуками на Тамань, потом на Закубанскую сторону к ногаям, отправляли к горцам или в Кабарду. Тамошние князья, напуганные страшным разгромом Крымского ханства, с русскими воевать отказались — зато охотно стали продавать в рабство несчастных крымчаков, которые им были единоверцами.

Такова гримаса судьбы — десятки тысяч вчерашних рабовладельцев за недолгое время сами превратились в рабов! И теперь на собственной шкуре ощутили все «прелести» рабства!

Тут у русских есть поговорка по такому случаю, когда коту отливаются мышкины слезы!

Фельдмаршал угрюмо взирал на ханский дворец, где правили великие ненавистники русских Гиреи. С трудом сдержал подступающий к горлу гнев — сжечь бы этот вертеп, но нельзя чинить разрушения, а нарушать приказ царя Христофор Антонович даже не помыслил. А потому Миних суровым голосом отдал приказ:

— Соберите немедленно разной веры людей, лояльных нашему государству ногаев с крымчаками, а также греков, русских, горцев и прочих, как свободных прежде, так бывших в рабском положении. Пусть во всех городах Крыма бьют челом его императорскому величеству о принятии народа царства Таврического под его высокую державную руку. И подписные, а также целовальные грамоты о том немедленно составляют.

Отпустив адъютантов фельдмаршал медленно прошелся по утоптанной площадке, только пыль поднималась под его тяжелыми башмаками. Ему предстояло выехать на берег Ахтиарской бухты, куда пришли корабли контр- адмирала Сенявина, что теперь именовались Черноморским флотом. Там находились развалины древнегреческого городка Херсонеса, русские его Корсунью называли — именно здесь принял крещение равноапостольный святой князь Владимир, крестивший Русь.