Генри Олди - Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых [=Фэнтези]

Кресло делали лейб-малефактору на заказ. От ножек до спинки волхвы-краснодеревщики напичкали мебель уймой маго-механических устройств. При малейшей угрозе в адрес хозяина дома посетитель был бы в мгновение ока обездвижен — или умерщвлен дюжиной изящных способов. Остаться стоять? — но это означало бы проявить недоверие и тем оскорбить чувствительного старца. Уж лучше мы в креслице потоскуем, от нас не убудет.

В первый раз, что ли?

И начальству приятно, и мы силу воли закалим.

Серафим Нексус был поглощен творчеством во благо престола. Он выкладывал на подносе из рунированного серебра «висячку» — сложнейший экзанимарный узор отсроченного действия. На столе перед старцем красовалась целая выставка хрустальных скляниц с «веселой трухой» — измельченными ногтями, волосами и мозолями объекта. Нексус зачерпывал из скляниц фарфоровой ложечкой, смешивал компоненты в одному ему ведомых пропорциях, пересыпал смесь в миниатюрную бронзовую воронку, плевал туда — и выводил очередной фрагмент узора.

— Еще одно, последнее заклятье!.. — напевал лейб-малефактор, морща лоб.

Вскоре старец надежно закрепил новорожденное заклинание гомеостазиса и умыл руки.

— Теперь судьба графа Ивентуса всецело в руках его сиятельства, — с блаженной улыбкой сообщил он Мускулюсу. — Поостережется строить козни — проживет долгую и, хе-хе, счастливую жизнь. Если же окажется неблагоразумен… Пожалеть об этом он успеет, а искупить — вряд ли. Впрочем, в гробу я видал этого графа. Знаешь, отрок, зачем я пригласил тебя?

— Никак нет, господин лейб-малефактор!

— Тогда разуй уши и внимай…

Прошение из Ясных Заусенцев поступило на высочайшее имя. Его вручили королю вместе с другой прошедшей строгий отбор корреспонденцией. Нечасто среди посланий от монархов сопредельных держав, верительных грамот послов и ходатайств вельмож, ущемленных в правах, встречается такая «слёзница»-челобитная. Если уж робкие сельчане отважились писать лично государю, а бдительные канцелярмейстеры дали бумаге ход — значит, в прошении содержится важная изюминка.

Последний раз канцелярия так рисковала, когда в Малых Валуях нашли пряжку от сандалии Вечного Странника. Пряжка, между почим, оказалась подлинной: творила чудеса, облегчала дорогу дальнюю и оказывала снисхождение паломникам.

Его величество хмыкнули с интересом и углубились в чтение. Затем Эдвард II около часа пребывал в задумчивости, кушая фисташки. Наконец король просветленно воскликнул: «О! Серафимушка!» — и, звякнув в колокольчик, велел слуге отнести письмо Серафиму Нексусу.

С указанием разобраться и по исполнении доложить.

— …вот, разбираюсь. На, дружок, почитай. Ехать-то тебе придется!

— Куда ехать? — оторопел Мускулюс.

— Не кудыкай, дорогу закудыкаешь, — строго напомнил вредитель.

— Далеко ли? — поправился малефик.

— В эти самые Заусенцы. Проклятие у них, понимаешь!

— Проклятие? Кто их, телепней, проклял?

Старец развел руками на манер уличного фокусника. Складывалось впечатление, что он вот-вот должен был достать из шляпы незнакомца-проклинателя, да передумал. Или фокус не удался.

— Нихон Седовласец. Сто лет назад.

— Нихон? Ерунда! Он никогда никого…

— Знаю, отрок. Не проклинал. Никогда, никого, ни за что. А этих, выходит, проклял. Аккурат в Гурьин день Нихонову проклятию сто лет исполняется. Поедешь, зарегистрируешь в «Старую клячу»…

«Старой клячей» в лейб-малефициуме именовали «Клятый свод» — перечень известных Высокой Науке проклятий, с фиксацией прямых и косвенных воздействий, а также с базовыми методиками снятия. В свое время Андреа чуть не свихнулся, заучивая: «На объект, на жизнь объекта, на окружение объекта, на посмертие объекта, на объектальную деятельность…»

— Скорей всего — глупость несусветная…

— Разумеется, глупость! — согласился Мускулюс. — Совершенно незачем туда ехать! Виси над поселком реальное проклятие, да еще Нихона Седовласца — все б давно оттуда разбежались. А раз живут — значит, вранье. Выдумали, тоже…

— …А с другой стороны, — как ни в чем не бывало продолжил лейб-малефактор, и Андреа прикусил язык, — вдруг там и впрямь Нихоново словцо обнаружится? А? Ты вдумайся: единственное проклятие Седовласца! Такой случай упускать нельзя, дружок. Изучить надо, вникнуть. Если оно до сих пор действует — подпитать манкой, под охрану взять… Как ценный раритет и памятник Высокой Науки.

Старец чихнул от возбуждения.

— Езжай, езжай, отрок! Нечего в столице киснуть!

«Вечный Странник, ну почему — я? Почему — именно сейчас?!»

— У меня отпуск, — отважился напомнить Мускулюс. — С завтрашнего дня.

Серафим милостиво покивал.

— Разберешься с этими, проклятыми — и бегом в отпуск. Заслужил. А если окажется, что зря челом били… — лейб-малефактор причмокнул от удовольствия, блестя глазками-вишенками. — Помяни их незлым тихим словом. Чтоб занятых людей от дела не отрывали.

— Мы с женой вместе собирались! — в отчаянии выложил малефик последний козырь. — Она уже из Чуриха сюда вылетела. Наама не поймет…

— А ты на меня сошлись, дружок, — подмигнул лукавый старец. — Скажи: я тебя силой принудил. Вали кулем на нас с королем! Жена поймет, ты уж не сомневайся. Она у тебя умница, я в курсе…

Кряхтя, Нексус стал выбираться из-за стола. Сухая, похожая на птичью лапу ладонь чуть не смахнула на пол стопку книг в переплетах из лилльской кожи. Среди гримуаров явственно различались «Этические парадоксы высшего малефициума» Целтуса Масона и классический труд «Дифференциальное счисление малефакторных воздействий» Альбрехта Рукмайера.

«Рука славы», висевшая на стене, небрежно скрутила кукиш, давая понять, что аудиенция окончена.

Мускулюс с сожалением окинул взглядом длинный стол, установленный прямо во дворе Юрася Ложечника. Он успел отдать должное и наваристой ухе, и печеным баклажанам с чесноком, и мясной кулебяке — с пылу, с жару; и подчеревине, копченой на вишне. Под шкалик-другой «сливянчика» еще можно было бы…

Он сурово пресек предательские мысли.

— Шкварочек, мастер?

— Благодарю, достаточно. Не пора ли нам перейти к делу?

— Да-да, оно, конечно… — староста с шумом выдохнул. — Я готов.

Выглядел Юрась — краше в гроб кладут.

— Про вас я помню. Отправьте кого-нибудь за другими. Мне нужны потомки свидетелей. Главное, чтоб помнили рассказы пращуров об известном нам событии. Человек пять наберется?

Староста наморщил лоб.

— Кжыш Тесля, Маланка Невдалая, Яшик-сукоруб, — он загибал корявые пальцы. — Братья-Сычи, ясен заусенец. Ну и Брёшка Хробачиха, куды ж без этой гадюки… Эй, Марек, подь до батьки!