Выбор варианта (СИ) - Ром Полина

Старик выслушал все мои тирады совершенно спокойно, медленно повернулся к сыну, поднял руку и постучал ему пальцем по лбу:

— Вот, Сейд, сам убедись! Хоть рава, хоть не рава, а ежели баба — то завсегда — дура! И ежели занятия у нее нет, то такого придумает — аж удивишься! Так что ты слушай, что отец-то говорит, слушай!

— Отец, да ведь она — иноземка. Видишь, говорит — мыться не давали. Селянка бы и не заметила. А так — напугали ее зря только, да и все. Откуда ей знать, как положено?

27.

Провожал меня в мою комнату этот самый сын. Титул сына лацита тиргуса — тирг.

Пробы консервов назначили на завтра.

Слово «девка» — вовсе не хамское обращение, а социальный статус сельской молодой и незамужней девушки.

Но мне пришлось сказать, что я вдова. Вряд ли идею развода здесь бы одобрили. А так — все просто. Молодая вдова, после смерти мужа переезжала на корабле к родне, да и попала в шторм.

— Тирг Сейд, а почему сразу то было не попробовать консервы? Зачем говорили, что казнят?

Он смешно замялся…

— Так это… Ну, шутка дурацкая такая…Но кто же подумать то мог, что вы все всерьез воспримите, рава Лейна?! Ваши вон, из сарга-то, сидят спокойно, ожидают, когда пробы снимать будем.

— Так зачем ждать-то?

— Рава Лена, откуда бы мы узнали, что это и правда может храниться долго? Вот вы говорите — всю осень и зиму, значит за девятину точно ничего не случится с продуктами.

— А закрыли меня зачем? И служанка на вопросы не отвечала — почему?

Он серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Ты, рава Лейна, где умная-умная, а где — как ребенок… Отца дважды отравить пытались. Это ведь крепость рава, а не бабий сход. Не так просто яд пронести и подсыпать, а ведь смогли. Матушка моя тогда погибла… И слуг шесть человек… Да еще потом казнить пришлось троих. А уж сейчас, когда семья получила статус «лацита» — все проверяется. И вас проверяли. И не шутка это, что сами будете первые пробовать… Конечно, никто не подумал, что отравители вот так, на дурнинку, толпой явятся. Но и без присмотра вас оставлять нельзя было. Сельчане твои тоже в комнате под замком. И уж тут не обижайся, но просто так дать по замку чужим людям ходить — великая глупость!

— Но ведь можно было объяснить все! Вещи бы мои принесли — я бы хоть для рук работу нашла. Переодеться бы было во что, вымыться я хочу!

— Прости, рава, вот тут не поняли, что ты к такой жизни непривычная. Мужики твои безо всякого умывания спокойно себя чувствуют. А объяснять — так даже в голову никому не пришло, хотя я отцу и говорил, что ты — необычная селянка.

Смешно и грустно получилось… Но особой злости я уже не испытывала. Разница в менталитете — на лицо. Говорить с бабой никому в голову не пришло. И вовсе служанка не доносила, что я не ем. Просто, когда разговаривали с саргом, все мужчины дружно сказали, что и задумка моя, и делала все я. Вот тогда кормилица Сейда, Дайма, и узнала, что гостья уже который день не ест и даже не пьет. Залюбопытствовала на меня глянуть. Потому и пригласили меня к лацита тиргусу побеседовать.

Ну, и служанке и служивому нагорело. Ее отправили в курятник, раз уж ума нет. А ежели бы гостья, то есть я, померла?

Сейд проводил меня до комнаты, сдал под охрану новому вояке и сказал:

— Сейчас распоряжусь, рава Лейна, принесут тебе вещи твои и воду согреют — помыться. И служанку другую подыщут, я уже Дайму просил. А вещи, уж не взыщи — обыщут. В замок не все можно проносить. Но ты не волнуйся, рава — ничего не возьмут оттуда. За воровство карают сурово.

Поклонился и ушел.

Остаток дня я мылась, долго сушила волосы, отдала новой служанке белье — постирать. И сидела у окна — вязала. Больше заняться было совершенно нечем.

Пробу проводили в большой, светлой комнате. Я была ужасно рада увидеть всех участников сарга живыми и здоровыми! Да и они искренне обрадовались и разулыбались, завидя меня.

Больше всего эта проба походила на обычную презентацию.

За длинным столом сидели лацита тиргус, его сын и еще несколько мужчин. Принесли все, что я просила. Я открыла банку с молоком, плеснула всем участникам сарга по небольшой порции, сама с удовольствием выпила и облизнулась.

Мужчины смотрели с любопытством.

— Вот такое молоко удобно брать с собой для каши утренней. Оно очень сгущеное, потому его обязательно нужно разводить с кипяченой водой. Иначе живот может разболеться.

— От доброй еды брюхо не болит! — высказался один из мужиков. Был он рыхлый, полный, какой-то обрюзгший. Не похож на военного. Они, даже когда в теле — плотные, сбитые. Да и одет по другому, хоть и дорого.

— Конечно, не болит — подхватила я. — Ежели уважаемый съест хлеба с соленым салом — это будет добрая еда! А вот ежели одного сала ломоть в ладонь размером? Что, уважаемый? Сало злым станет, или человек, который съест без хлеба его — глупый?

За столом сдержано заулыбались мужчины. Лацита тиргус хмыкнул и подковырнул:

— Ты, Литур, девку-то послушай. Она говорит дело. А еще говорит, что математику не хуже тебя разумеет! О как!

Ну, и вот зачем мне это? Толстяк надулся, будет теперь цепляться… Но нужно продолжать рекламную компанию.

— Такого молока, вот этого горшка, хватит, чтобы кашу сварить сразу на большую толпу солдат. Еще у нас его варят с сахаром и так тоже долго можно хранить. И вкусно очень!

— «Са-хар» — это что такое? — поинтересовался Сейд.

Слово сахар я произнесла на русском. Тут я и не видела его и не знала, есть ли вообще.

— В моей стране так называют белый порошок, он слаще, чем мед. Я просто здесь такого не видела.

— Это, поди-ка, она про заморскую сласть говорит. — решили члены приемной комиссии.

— Еще что покажешь, рава? — это лацита тиргус вернул беседу к делам насущным.

Следующий горшок я открыла с рыбой и овощами. Разделила на небольшие порции и разложила в миски для сарга.

— А в этом горшке, уважаемые, рыба, овощи, немного соли и травок для вкуса. Можно есть так. А можно — разбавить водой кипящей и будет похлебка. Варить не нужно — оно уже сварено, только до кипения довести — и есть можно. Когда вы убедитесь, что не помрем мы все — я вам могу сварить такую. У меня еще несколько горшков осталось. И с молоком, и с рыбой разной. Есть просто рыбные, есть где рыба сразу с овощами приготовлена. А хранится это все долго. Если такие горшки в подпол поставить — года два точно простоят. Главное — не нарушать упаковку. Как только открыли — нужно съедать, а то испортится. Ну, вот как обычную рыбу — приготовили и съели.

Хотя в этот раз ничего не решили, просто посмотрели, как мы едим и теперь будут ждать, не помрем ли, но цену обсудить лацита тиргус меня пригласил сразу же. Видно было, что идея ему по нраву.

В кабинет пригласили меня, рыхлого Литура, того мужчину с усами, что был на чаепитии утром и рава Нуву. Сейд, на правах сына, зашел сам.

Литур оказался чем-то вроде местного хозяйственника. Он заведовал закупкой припасов и хранением. И уж над каждым грошом трясся, зараза.

Много споров вызвали и горшки. С одной стороны — могут и сами налепить не хуже наших. С другой, лацита тиргус понимал, что обмани нас сейчас, укради идею — с другой никто не придет.

Договорились мы на очень выгодных для нас условиях. На каждый горшок такой формы сверху накидывается два грана. Это очень существенная наценка! Один нам, другой в казну. Независимо от того, где их будут делать. Наш мастер в селе или мастера в городе. Уж тут пусть лацита тиргус сам следит! Хотя…

— Лацита тиргус, а не проще ли продать право делать такие горшки? Да не всем подряд, а двум-трем мастерам в каждом городе? И следить вам удобнее будет, да и сразу гран-другой упадут. А другие мастера пусть обычные лепят.

— Ну, рава! Порадовала!

— Только вы уж и нашему самусу долю дайте! Пусть не много, но процентов тридцать за идею. А горшки целые мы назад будем пустые принимать. Продают пусть за семь гран, а принимать будем — за пять.