Дороги наемника (СИ) - Марченко Ростислав Александрович

— Легче сказать, чем сделать, — скептически решил ввернуть свое веское слово предводитель баронских рейтар фер Олин ан Фрайн.

— Безусловно, это непросто, — согласился я с ним. — Однако случалось и при десяти, а то и пятнадцатикратном превосходстве в таких нападениях побеждали.

— Да неужели? — Несколько хамски ответил немного уязвленный моим спокойствием фер Олин.

— Про одну победу при пятнадцатикратном превосходстве могу даже в подробностях рассказать, — весьма так вежливо ответил я. Хотя этого козла очень захотелось перетянуть плетью. Вместо этого пришлось вспоминать всё когда — то прочитанное. Благо читал я в жизни своей много и на память не жаловался.

— Да, фер Вран! — Вякнул снова переполнившийся интересом юный оруженосец поперек старших.

— Это видимо будет очень интересным, — поддержал парнишку барон, заставив этим смолкнуть все пересуды.

— Произошло сражение при Асландузе примерно так двести лет назад. Некое государство на краю мира, название которого вам ничего не скажет, вело войну с соседями.

Общественность с умеренным любопытством слушала мой рассказ. Я удовлетворился реакцией на вступление и продолжил:

— И когда все силы были брошены на отражение вторжения на одном краю королевства, на другом, разумеется, случилось второе. Легат стоявшего в тех местах легиона сил в своем распоряжении имел крохи. — Тут мне следовало уточнить. — Терминология там употребляется иная, но суть везде одна. Было у него тысяча восемьсот пехотинцев и где то сотен пять легковооруженных всадников — границу же перешли тридцать тысяч. Цвет войск сопредельного королевства с наследником престола во главе. В большинстве конные.

Среди слушателей появились первые скептические ухмылки, но врать пока никто не мешал.

— Легат, имя которого тоже вам ничего не скажет, хотя и происходил из хорошего рода, но был сыном простого жреца из обедневшей младшей ветви. В легионы мальчик ушел в четырнадцать, в семнадцать уже был центурионом, в легаты вышел в двадцать восемь.

— О — о — о — о! — Зашумели вокруг. При всем скептицизме к моему рассказу, ничего нереального по местным меркам я не рассказывал. Однако карьера рекомого генерала объективно была космической.

— Протекции у него как таковой не было. Таланты мальчика поначалу сумел увидеть только один легат, которого убили через четыре года после того как тот вышел в центурионы. Дальше он делал себя сам, совсем не раз и ни два отличившись в сражениях и оставшись в живых при этом.

Рассказывал я гладко, окружающим было интересно, да и скептицизма на их лицах немного так поубавилось. Увлечь публику рассказом на самом деле нетрудно, когда умеешь говорить и веришь в то что говоришь.

— Но я немного отвлекся. В тот неприятный год, когда под его началом оказались две с небольшим тысячи легионеров против тридцати тысяч врага, ему в отличие от барона ан Сагана, звать на помощь было некого. Никаких других войск в горах на сотни миль окрест просто не было. И он, слегка усыпив бдительность принца фальшивым отступлением, как я тут говорил, собрал все свои силы в кулак, внезапным маршем оказался рядом с врагом и напал ночной порой на стоянку. Праздновать победу те поспешили. Сил у него было две тысячи двести двадцать один человек вместе с ним самим. Что персов было около тридцать тысяч, признают и они сами.

— И чем кончилось дело? — Как бы не строил из себя скептика фер Олин, ему определённо было любопытно.

Я постарался процитировать речь «равного по гению Суворову» русского генерала Петра Степановича Котляревского как можно ближе к тексту его речи. Насколько она у меня отложилась в памяти:

— «Братья! Нам должно идти за Аракс разгромить персов. Их на одного из нас десять, но каждый из вас стоит десяти. Чем больше врагов, тем славнее победа. Идём, братья и разобьём!» Пехота врага стояла в одном лагере, а благородные господа из ополчения праздновали будущую победу в другом. И никто из них при этом не знал, что Котляревский уже отдал приказ пленных не брать, убивать всех кроме принца. «Ибо нас слишком мало, чтобы брать пленных».

Такое решение обожаемого подчиненными и весьма ценимого руководством, однако, если объективно воевавшего довольно жестко даже по меркам региональных войн XIX столетия генерала встретило у окружающих полное понимание и даже одобрительные возгласы. Мальчишка оруженосец как завороженный смотрел на меня, чуть ли не раскрыв рот.

— Охранение врагов вело себя очень беспечно и было вырезано егерями — барон с фером Олином переглянулись, — так и не успев поднять тревогу. После чего в спящий лагерь как снег на голову вломились три выстроенные в каре когорты. Две центурии егерей тем временем рвались к шатру принца, попытавшись прихватить его без штанов.

Я умышленно взял риторическую паузу, подогревая внимание слушателей, и продолжил:

— Принца к его счастью захватить им не удалось, тот бежал из лагеря, в том, что успел одеть со всего лишь двадцатью придворными. Чуть не свернув шею в лесу когда конь там под ним рухнул.

«О — о — о — о — о — о»

— Но это для персов оказалось единственным успехом сей неприятной ночи. Когда легат, сидя в шатре принца, писал реляцию своему государю о сражении, один из его центурионов услышав цифру в тысячу двести убитых, непритворно этому возмутился. Типа он видел, что в одном только лагере покойников гораздо больше навалили. На это тот только рассмеялся и сказал — «Пиши тысяча двести. В столице нам все равно не поверят». Он потерял в этом сражении меньше ста тридцати легионеров, из которых всего двадцать восемь убитыми.

Цифры окружавший меня народ как и ожидалось, проняли. Окружающие зашумели как на митинге, не сдержал реакции даже матёрый Хоран. Объяснять какой мизерный шанс на победу вырвал «легат» им было не нужно. И это я еще про английских военных советников не упомянул. Например, советника Аббаса — мирзы майора Кроули, разделившего в разгромленном лагере судьбу своих подсоветных. Храбро отбивавшего уже будучи раненым, даже ранив при этом русского офицера, после чего желание русских взять в плен представителя союзного им по Антинаполеоновской Коалиции государства конечно же испарилось и казак пригвоздил пикой майора к земле.

Удовлетворившись реакцией, я дал им возможность свыкнуться с информацией и добил «ударом милосердия»:

— Стоит сказать, что некоторые хронисты, не веря этой реляции, оценивают число погибших в этом сражении побежденных от шести до девяти тысяч человек. Из них около пятисот, когда исход битвы стал ясен, были взяты в плен. Хотя лично я большим цифрам совершенно не верю, — это будет слишком много даже для двух состоявшихся за эти сутки сражений в целом. Сколько бы их в горном Араксе в ходе бегства из лагеря ночной порой не потонуло. Горные реки ночью вне брода конечно страшные, но очень уже слишком большие потери.

Благородные феры опять загудели, веря и не веря мне одновременно, но подвел итоги рассказа всё же барон ан Кроах. Старикан выглядел для своей внешности невероятно благодушно и доброжелательно.

— Спасибо за рассказ фер Вран. Наша беседа получилась удивительно глубокой и познавательной. Сделаю все возможное, чтобы на месте принца нам оказаться не довелось.

— Этого никому бы не хотелось, — кивнул я.

— Безусловно. — Согласился со мной старик. — Даже тем, кто в вашем рассказе сомневается.

— Ну, еще бы, — буркнул я больше самому себе.

Барон услышал:

— Да, это так, фер Вран.

И безразлично так добавил.

— Кто знает, думаю, с Его Высочеством кронпринцем Рейвеном вы могли бы найти общие темы для разговора.

Шепоток вокруг стих, все обратились в глаза, слух и на глазах охватывающую свиту барона зависть. К счастью не всех. Хоран с капитаном смотрели на меня даже сочувственно.

— Возможно, — даже немного испугался я открывающихся перспектив. «Проклятый» несомненно, был вхож в Императорский Двор. — Но мы живем в абсолютно разных мирах. Между старшим из императорских сыновей и рядовым лейтенантом роты наемников чудовищная пропасть.