Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

— Ну, и что, что алхимия. Какая разница? Всё равно ведь… люблю? Значит, так и должно быть?

— Ну… вот подумай сама. Это у тебя вроде заболевания получается, — по наитию вывела смелую медицинскую гипотезу царевна. — Бывает же так, что выпьешь или съешь какую-нибудь гадость — и полощет тебя потом — выворачивает весь день. Но ты же не говоришь, что так и должно быть?

Гвентянка снова умолкла.

Когда Серафима уже решила, что та уснула, и начала подумывать, а не последовать ли заразительному примеру тоже, принцесса тихо вздохнула и прошептала:

— Не знаю… Зелье или нет, но в те минуты, когда я думаю про Друстана… то есть, когда мне удается сдерживаться, чтобы при одной мысли о нем не вскочить и не побежать наорать на него… или не начать стучать ему по голове его же книжкой знахарской… пока не вобью по уши в сапоги… я чувствую, что он… короче, я ничего не помню, что было до нашей встречи в деревне сиххё. Нисколечко. Друстан — он, конечно, внимательный, добрый, умный, смелый, заботливый, находчивый, надежный, образованный, стихи пишет… замечательные… какие нашему придворному барду и не снились… А Айвен… Айвен… он отважный… и… и… и…

Эссельте снова умолкла, лихорадочно подыскивая добавочные слова похвалы для ее лукоморской зазнобы, и снова надолго.

— Наверное, ты права… — грустно признала она в конце концов и выдохнув еле слышно. — Айвен — это как болезнь. Это абсолютно не мой тип мужчины… Мне никогда не нравились ни блондины, ни воины, ни иностранцы… Нам даже поговорить с ним не о чем! Он меня совершенно не понимает! Мы не ссоримся только когда не видим друг друга… Ух… болван… идиот… растяпа… не знаю, что бы сделала!.. Своими руками!!!..

— Иван не растяпа, — без особого убеждения, скорее лишь из чувства противоречия, встала на защиту супруга царевна.

— Да я не про него… — глухо всхлипнула Эссельте, уткнулась лбом в стенку, и плечи ее затряслись, мелко и отрывисто.

— Ты чего, ты чего… — испугалась Сенька, импульсивно подняла свободную руку, опустила, подняла снова, и неуверенно и осторожно положила на плечо плачущей гвентянке. — Не реви, Селя… Всё образуется… Всё разберется… не реви… народ перебудишь… всё должно кончиться хорошо… наверное… скорее всего… я надеюсь… зачем-то… дура… дура… дура… ду…ра… не…ре…ви…

Так, одиноко оплакивая свои незадавшиеся молодые жизни, две девушки — то ли соперницы, то ли товарищи по несчастью — тихо отошли ко сну.

А наутро наступило время магии.

Не успели сиххё и гости Плеса продрать глаза, как все дома, сарайки, курятники и импровизированные палатки и навесы на улицах переполненной деревни уже оббегал Фиртай с известием о том, что ночью Арнегунд смогла связаться с Финнианом, магом людей из Северного Аэриу. Тот разбудил короля Мелора, по счастью оказавшегося рядом, в лагере своего готового к первому сражению войска, и оба согласились отложить начало боевых действий на день и открыть Врата сегодня, за три часа до полудня, на неделю раньше оговоренного срока.

Наспех позавтракав остатками ужина, загрузив на возы упакованные в дальнюю дорогу пожитки и собрав в кучу домашнюю живность, все две с половиной сотни сиххё и сорок четыре единорога организованно собрались далеко за околицей, у подножия холма, на пологом берегу Широкой. Люди, оказавшись в подавляющем меньшинстве, ненавязчиво держались на заднем плане рыхлой кучкой, распавшейся бы на мелкие группки при других обстоятельствах за два счета.

Река, словно в насмешку над присвоенным ей пришлым народом названием, в этом месте была мелководной и узкой: всего пара десятков шагов по видному сквозь прозрачные струи каменистому дну отделяла облюбованный для перехода в мир иной пятачок от обрывистого противоположного берега, изрытого норами вездесущих земляных орлов.

Потревоженные таким необычным и непонятным собранием обитатели нор неистово кружились над толпой, время от времени раздраженно пикируя с растопыренными когтями и разинутыми кривыми клювами на отдельно стоящего двуногого или четвероногого. К счастью для беженцев (И для орлов тоже: некоторые сиххё с сожалением теребили в руках луки, зловеще щурясь на вредных птиц), пока все атаки заканчивались сорванными и порванными шапками, встрепанными волосами, легким испугом, и серией непечатных слов в адрес местной фауны.

Потолкавшись немного за плотно сбившимися в непроходимую стену спинами хозяев, и придя к выводу, что самого интересного им с галерки не разглядеть, хоть стой, хоть подрыгивай, люди отошли немного в сторону и взобрались на склон близлежащего холма. Там назойливые повелители птичьего царства их не беспокоили, а происходящее было видно не в пример лучше, чем даже во втором или в третьем ряду.

И весьма вовремя — ибо магическое действо уже было в полном разгаре.

На круглой каменной плите, окруженной по периметру стоячими валунами с меловыми рунами, лицом к украшенной бивнями мегалослонта незамкнутой арке, с закрытыми глазами и закатанными по локоть рукавами просторной рубахи стояла Арнегунд. В правой руке ее был зажат маленький нож. С медного лезвия его на высеченный в плите двойной круг капала алая кровь. Губы королевы при этом медленно шевелились — то ли отсчитывая капли, то ли произнося заклятье, то ли взывая к невидимому собеседнику.

— Отсталая технология, прошлый век, — окинув взглядом сцену, пренебрежительно фыркнул Агафон. — Всем просвещенным людям давно известно, что заклинание открытия портала можно активировать при помощи килограмма мухоморов и литра водки. Опция к первому пункту — десять пирожков с маком.

— Если всё так просто, чего ж мы до сих пор тут делаем? — ядовито полюбопытствовал Кириан.

— Давай ингредиенты, — снисходительно повел плечами чародей, но комментариями больше не разражался, и досматривали ритуал люди уже в полной тишине.

Хотя, досматривать после этого особенно было нечего.

С последними словами, сорвавшимися с бледных напряженных губ повелительницы сиххё, пространство меж рогов арки завибрировало, заколыхалось, заходило волнами, будто воздух там в пару мгновений раскалился как над плавильной печью, и из ниоткуда, прямо под ноги Арнегунд, упал первый луч.

Луч солнца.

Сиххё ахнули, отшатнулись было в благоговении, но тут же восторженно прихлынули, чтобы разглядеть чудо чудное, диво дивное получше. И тут дрожащий воздух словно вспыхнул фейерверком света и цвета, слепя непривычные глаза вековечных изгнанников, и вместо белесой равнодушной степи, серых холмов, свинцовых вод и бурых сланцев обрыва в проеме вырисовались изумрудные луга, лазурное небо, сверкающая золотыми бликами река и ослепительное — даже для людей — солнце.