Роберт Джордан - Око Мира
Даже Агинор явно был потрясен. Затем он вздернул голову, ввалившиеся глаза в пещерах-глазницах горели ненавистью.
— Хватит! Пришло время покончить с этим!
— Да, Отрекшийся, — произнесла Морейн, голос ее был холоден, как лед глубокой зимой. — Пришло время!
Взметнулась рука Айз Седай, и под ногами Агинора провалилась земля. Из глубокой расселины с ревом рванулось пламя, подхлестываемое и доводимое до неистовства воющим со всех сторон ветром. Его вихри затягивали листья в огонь, который, казалось, загустел в исчерченное красным желтое желе чистейшего жара. В самом центре его стоял ни на чем, кроме воздуха, Агинор. Отрекшийся выглядел изумленным, но потом улыбнулся и сделал шаг вперед. Это был медленный шаг, — огонь пытался не пустить его, задержать, — но он сделал этот шаг, потом — другой.
— Бегите! — приказала Морейн. Лицо ее побелело от напряжения. — Все бегите!
Агинор шагал по воздуху, к краю пламени.
Краем глаза Ранд уловил, как остальные бросились бежать: Мэт и Перрин ринулись прочь, длинные ноги несли Лойала под сень деревьев, но видел сейчас юноша одну лишь Эгвейн. Она стояла выпрямив спину, с бледным лицом и закрыв глаза. Но не страх удерживал ее, понял Ранд. Она пыталась швырнуть свою ничтожную, необученную способность управлять Силой против Отрекшегося.
Ранд грубо схватил девушку за руку и развернул лицом к себе.
— Беги! — заорал он ей. Глаза Эгвейн открылись, уставившись на него, — горящие гневом за вмешательство, прозрачные от ненависти к Агинору, от страха перед Отрекшимся.
— Беги, — сказал Ранд, подталкивая девушку к деревьям, сильно и твердо, лишь бы сдвинуть ее с места. — Беги же!
Эгвейн сделала шаг и побежала.
Но иссохшее лицо Агинора повернулось к Ранду, к убегающей за спиной юноши Эгвейн. И Отрекшийся шагнул сквозь пламя, словно то, что делала Айз Седай, ничего не значило для Агинора. Шагавшего теперь к Эгвейн.
— Не ее! — крикнул Ранд. — Сожги тебя Свет, не ее!
Он подобрал камень и швырнул голыш, думая отвлечь внимание Агинора. Не долетев до лица Отрекшегося, камень превратился в горсточку пыли.
Ранд помедлил лишь мгновение, которого хватило бросить взгляд через плечо и убедиться, что Эгвейн скрылась за деревьями. Языки пламени все еще окружали Агинора, обрывки плаща тлели, но он шагал так, будто в запасе у него все время мира, и кромка огня была уже близка. Ранд повернулся и кинулся бежать. Он услышал, как позади него начала громко кричать Морейн.
Глава 51
ПРОТИВ ТЕНИ
Ранд бежал — все вверх и вверх по склону, но страх придавал ногам силы, и они длинными шагами пожирали расстояние. Он проламывался сквозь цветущие кусты и прорывался через сплетения дикой розы, расшвыривая лепестки, не чувствуя шипов, цепляющих одежду или даже до крови царапающих кожу. Морейн перестала кричать. Казалось, вопли длились целую вечность, каждый еще более, чем предыдущий, рвал горло, но Ранд знал, что продолжались они считанные мгновения. Те самые мгновения перед тем, как Агинор бросился по его следу. Ранд знал, что именно его станет преследовать Агинор. Он видел уверенность в глубоко посаженных глазах Отрекшегося, в ту последнюю секунду до того, как ужас подстегнул юношу и ноги понесли его прочь.
Склон становился все круче, но Ранд продолжал карабкаться вверх, цепляясь за пучки травы и подлесок, а из-под ног у него сыпались вниз камешки, комья земли, листья. Потом, когда склон стал слишком крут, он пополз на руках и коленях. Вперед, вверх, потом стало чуть ровнее. Тяжело дыша, Ранд проковылял еще несколько последних спанов, поднялся на ноги и замер на месте, обуреваемый желанием завыть во весь голос.
В десяти шагах впереди вершина холма отвесно обрывалась. Что увидит, он знал еще до того, как достиг обрыва, но все равно прошел эти несколько шагов, каждый тяжелее предыдущего, надеясь, что там окажется какой-нибудь спуск, козлиная тропка, что угодно. У края он посмотрел вдоль сотнефутового обрыва: каменная стена, гладкая как оструганная балка.
Должен же быть какой-то путь. Я вернусь и отыщу обход. Вернусь и...
Когда Ранд повернулся, там уже был Агинор, только что взобравшийся на гребень. Отрекшийся одолел подъем без всякого труда, шагая по крутому склону, как по ровной дороге. На обтянутом пергаментом лице пылали ввалившиеся глаза; теперь оно как-то казалось менее иссохшим, чем прежде, округлившимся, будто Агинор плотно перекусил. Эти горящие глаза не отрывались от Ранда, но когда Агинор заговорил, то разговаривал он почти что сам с собой.
— Того, кто доставит тебя в Шайол Гул, Ба'алзамон вознаградит превыше всего, о чем мог бы мечтать смертный. Однако мои мечты всегда были превыше грез прочих людей, и я оставил смертность тысячелетия тому назад. Какая разница, служить Великому Повелителю Тьмы живым или мертвым? Для беспредельности Тени — никакой. С чего я стану делить власть с тобой? Я, тот, кто стоял лицом к лицу с Льюсом Тэрином Теламоном в самом Зале Слуг! Я, тот, кто бросил свою мощь против Повелителя Утра и встретил его удар своим! По-моему, не должен.
Во рту у Ранда было сухо, как в раскаленной пустыне; язык, похоже, столь же иссох, как сам Агинор. Кромка пропасти противно скрипела под каблуками, вниз сорвался камешек. Ранд не смел оглянуться, но слышал, как прыгают и отскакивают от отвесной стены камни, — так могло биться и отлетать его тело, двинься он еще на дюйм. Эта мысль первой пришла в голову Ранду, когда он понял, что пятится подальше от Отрекшегося. Кожу стянуло мурашками, и ему вдруг почудилось, что стоит взглянуть на нее, и он увидит иссохшую, покоробившуюся шкуру, — если, конечно, сумеет отвести глаза от Отрекшегося. Должен же быть какой-то способ убежать от нею. Какой-то путь к спасению! Должен быть! Хоть какой-то путь!
Внезапно Ранд что-то почувствовал и увидел это, хотя и понимал: этого нельзя тут увидеть. Пылающая бечевка бежала от Агинора назад, белая, как солнечное сияние сквозь чистейшее облачко, тяжелее руки кузнеца, легче воздуха, связующая Отрекшегося с чем-то далеким-далеким, на невообразимом расстоянии, и с чем-то в то же время на расстоянии вытянутой руки Ранда. Веревка пульсировала, и с каждым ее биением Агинор становился сильнее, все более облекаясь плотью, становясь таким же высоким и сильным, как и сам Ранд, воином беспощаднее Стража, более смертоносным, чем само Запустение. Однако рядом с этим сияющим шнуром сам Отрекшийся казался почти что несуществующим. Шнур был всем. Он тихо гудел. Пел. Он призывал душу Ранда. От шнура поднялась яркая, с палец толщиной прядь, поплыла по воздуху, коснулась его, и Ранд задохнулся. Свет наполнил его и жар, который должен был испепелить юношу, но лишь согрел, будто изгнав из его костей могильную стылость. Прядка утолщилась. Мне нужно убраться прочь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});