Стивен Эриксон - Увечный бог
- Ме... меч...
- Сделано.
Она попыталась сесть. - Тогда нужно уходить.
- Мы уйдем, Адъюнкт, - сказал Скрипач. - Но сначала поедим.
Тавора оттолкнула руки Банашара и встала, пошатываясь. - Проклятый дурак - ты знаешь, кого призывает меч?
- Да. Я как раз сжег эту карту.
Банашар почти увидел потрясение Адъюнкта - словно в воздухе мелькнула россыпь искр. Жрец фыркнул: - Ты прямо взял и лишил ее языка, сапер.
- Хорошо. Нельзя есть и болтать одновременно. Идите сюда, Адъюнкт, или нам с жрецом придется вас схватить и насильно залить похлебку в горло. Никому пользы не будет, если вы в самый нужный момент шлепнетесь без чувств. Правильно?
- Ты... вам не нужно было так делать, Скрипач.
- Спокойно. - Сапер похлопал по карману. - Один Дом оставил - тот, который для нас означает всё.
- Наш дом все еще разделен, капитан.
- Король-в-Цепях? Забудьте о нем - дурак слишком занят, подрывая трон, на котором сидит. А Рыцарь с нами.
- Уверены?
- Да. На этот счет не тревожьтесь.
- Когда тот бог явится, Скрипач, это будет на поле битвы - тысячи душ будут питать его форму. Мы говорим о боге войны - придя, он может заполнить собой полнеба.
Скрипач глянул на Банашара и дернул плечом: - Бойтесь клятвы Тоблакая. - Чуть улыбнувшись, он наполнил похлебкой оловянную чашу и передал Адъюнкту. - Ешьте, дорогая Супруга. Остальные с нами. Разбойник, Дурак, Семеро... Прокаженный... - он на миг опустил глаза при этом слове, а потом ухмыльнулся Банашару: - Хромой.
"Хромой. О да. Полагаю, ты все время на меня смотрел. Думал, как это страшно - видеть себя в постаревшем зеркале. И правда, страшно".
Пока они ели, разум Банашара снова вернулся в шатер, к разговору с Лостарой и тому, что было после.
"Дети, собирайтесь. Ваша мать уязвима. Вы ей нужны. Все вы".
Он поднял глаза: Тавора внимательно изучала его лицо. - Банашар, это вы сняли шлем? Утерли лицо, расчесали волосы?
Он опустил взгляд. - Да, Адъюнкт.
Она издала непонятный звук, сказала: - Извините... наверное, я выглядела растрепой.
"Ох, Тавора".
Скрипач внезапно встал и бросил грубым тоном: - Я оседлаю вам лошадь, Адъюнкт.
***Еж видел, что трое всадников вернулись в лагерь. - Баведикт, распределить припасы.
Алхимик повернулся и удивленно спросил: - Все?
- Все. И пусть бросят все лишнее - вода, немного пищи, доспехи и оружие. Ничего больше.
- Я скажу сержантам.
Еж кивнул и ушел в сторону.
Скрипача он нашел стоящим у шатра Адъюнкта. Сапер стоял, смотря в землю.
- Мы идем с вами, - заявил Еж.
Скрипач поднял глаза и скривился: - Нет, не идете.
- Сжигатели Мостов идут с вами - и ты ничего не сможешь сделать.
- Не обсуждается, Еж. Просто отстань. - Он отвернулся.
Но Еж вытянул руку и развернул товарища к себе. - Я уже спросил Адъюнкта - прошлой ночью, когда понял, что творится. Я тебе там нужен, Скрипач. Ты просто еще не понимаешь - ты не знаешь и половины, так что просто поверь. Я ТЕБЕ ТАМ НУЖЕН.
Скрипач подступил ближе, темнея лицом. - Зачем? Какого Худа ты мне нужен?
Проходившие мимо солдаты замирали, глядели с любопытством.
- Только согласись! Не согласишься - клянусь, Скрип, клянусь! - проведешь остаток дней в горьких сожалениях. Слушай меня! Дело не в нас одних, ясно? Тебе нужны Сжигатели Мостов!
Скрипач оттолкнул Ежа обеими руками, чуть не уронив. - Они не Сжигатели Мостов! Это не просто имя! Нельзя набрать случайных дураков- перестарков и назвать их Сжигателями!
- Почему бы? - возразил Еж. - Мы что, в начале были другими? Юные лупоглазые дураки, желающие стать лучше, вот кто мы были! - Он показал на лагерь. - Ничем не отличались от Охотников за Костями, сам не видишь?
- Не ходи за мной!
- Ты не слушаешь! Я прошел Туда и вернулся! Выбора нет, чтоб тебя!
Слезы блестели на глазах Скрипача. - Не ходи, и всё.
Еж повесил голову. - Я сказал. Выбора нет, совсем нет.
Когда Скрипач ушел, Еж не стал его удерживать. Он оглянулся, скалясь: - Почти полдень - поешьте чего-нибудь, вислоухие ублюдки, - и ушел к своей роте.
Скрипач пролез между двух шатров, но на выходе упал на колено, закрыв лицо руками. Потекли слезы, тело снова и снова содрогалось от рыданий.
"Мы идем на смерть - он что, не видит? Потерять его снова... нет, не могу".
Он все еще ощущал плечи Ежа и как оттолкнул его. Видел обиду на лице друга -"нет, не надо..." Руки жгло, ладони болели. Он сжал кулаки, повесил голову, заставляя себя глубоко дышать, изгоняя слабость и с ней ужасное отчаяние, готовое сломать его, сокрушить в пыль.
Но нужно идти к солдатам. Сержанты, должно быть, уже их собрали. Ждут. Морпехи и панцирники - остатки тех и этих. "Еще одно дельце, и нам конец. Полная крышка.
Боги, Еж, мы должны были умереть в тоннелях. Было бы намного легче и быстрее. Нет времени на горе, нет времени, чтобы жесткие шрамы лишили нас способности чувствовать.
А ты появился снова и разбередил старые раны.
Вискиджек, Калам, Ходунок... все ушли. Почему ты не остался с ними? Почему не мог просто подождать меня?"
Слезы всё текли по щекам, смачивая бороду. Он почти не видел мертвую траву под ногами.
"Хватит. Еще одно дельце... они попытаются нас остановить. Должны. А мы должны быть готовы. Нам нужно... мне нужно... стать капитаном, тем, кто в ответе. Тем, кто скажет солдатам, где им умирать".
Утирая лицо, он медленно встал. - Боги, - пробормотал он. - Сначала Адъюнкт, потом этот. - Вздохнул. - Ладно, назовем плохим днем и забудем. Готов, Скрип? Готов к ним? Лучше бы был.
Он ушел.
***Даже в облегчении пузыря есть слава, решил Корабб, видя изгибающуюся под привычным углом струю, слыша знакомый, но уникальный звук касания почвы.
- Не похоже, что тебе нужны обе руки, - заметила сидевшая неподалеку Улыба.
- Сегодня я даже на тебя смотрю с сочувствием, - отвечал он, заканчивая дело и плюя на руки для чистоты.
- Сочувствием? Кто я тебе, хромая собака?
Сидевший у вещмешка Бутыл засмеялся, заслужив от Улыбы мрачный взгляд.
- Мы идем в какую-то драку, - сказал Корабб, поворачиваясь к солдатам лицом. - Сегодня вы моя семья.
- Что объясняет сочувствие, - буркнул Корик.
- Я стану рядом с тобой, Корик-сетиец.
Улыба фыркнула: - Для чего? Не дать сбежать?
- Нет. Потому что в этот раз он встанет с нами. Снова будет солдатом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});