Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Рути неподвижно застыла, загораживая своей широкой фигурой дверь в комнату, и это не могло не насторожить дубонов, а тут дошло и до её сына. Он подошёл к ней и преувеличенно ласковым голосом заговорил: «Мамуля, мне вообще непонятно, что ты делаешь в этом антистримерском логове, среди фиолетовых фанатиков и мракобесов… — он попытался погладить мать по плечу, но она испуганно отстранилась, и сын сверкнул мгновенно сузившимися глазами, голос его зазвенел от ярости: — И, пожалуйста, не мешай моим людям установленным порядком провести в этом доме обыск. Нам нужно непременно найти мальчишку, понимаешь? Может, ты хочешь сказать, что он прячется в этой комнате? Я не могу себе представить, что моя мать готова покрывать преступника, участника мерзкого убийства!» — и голос Галя сорвался истерическим фальцетом. Рути молча, с побелевшим лицом взирала на сына. Ей на помощь пришёл Моти: «Ты о чём, сын? — словно бы непонимающе мотнул он головой. — О каком убийстве ты толкуешь?» — «О преступном воздействии на организм нашего Ашлая агрессивных звуковых наркотиков — шофара и мультишофара, на которых играл этот мальчишка!» — выкрикнул Галь заученные слова, на что отец тут же откликнулся, быстро заговорив, чтобы никому не удалось его прервать: «А вот мы точно знаем, что приступ у него случился во время антракта: ему становилось всё хуже с каждой силонокулл-паузой, его люди позвонили в Скорую, но оттуда даже не послали амбуланс — якобы по его личному приказу! Я только не понимаю, как он сам мог отдать такой дикий приказ?! А умер он вообще до того, как угав и шофар издали первые звуки…» — «И ты веришь брехне антистримеров?

Тимми нам всё рассказал, и мы ему верим, а не всяким там… фиолетовым! — зло выкрикнул Галь. — И не смей распускать вредные слухи, которые они сочиняют!

Иначе… сам знаешь, что бывает за клевету и подстрекательство! Несмотря на то, что ты мой отец…» — уже отворачиваясь от отца, пробубнил сын. Моти хотел задать сыну вопрос, который уже задал ему Арье, но не решился.

Дубоны тем временем методично переворачивали весь дом, предоставив командиру разбираться с родителями, которые что-то явно скрывали… во всяком случае, их пребывание в этом доме оч-ч-чень подозрительно! Один из дубонов решительно подошёл к Рути и аккуратно отодвинул её от двери. Дубоны ворвались в комнату и первым делом перевернули разобранную постель. Затем принялись с грохотом и звоном переворачивать все находящиеся в комнате вещи. Один из дубонов подошёл к окну, потрогал створки, тупо глядя на них. Его товарищ тем временем со стуком выдвигал полки стола Цвики, опрокидывая их содержимое на пол — и в одной из полок обнаружил старенькую флейту и целый склад маленьких пластмассовых шофарчиков, какие обычно дарят детям 5–7 лет. Издав торжествующий вопль, дубон сгрёб всё содержимое полки в охапку и понёс в салон показать командиру. Другой вытащил из шкафа подаренный родителями на бар-мицву руллокат Цвики. Дубоны торжественно вынесли в салон две охапки маленьких шофаров и выкатили сверкающий руллокат.

Рути порывалась что-то сказать, но Моти осторожно прикрыл ей рот ладонью и увёл на кухню. «Тише ты… Не видишь, что тут происходит?!» — только успел прошипеть Моти, как на кухню вошёл его сын, за которым дубоны ввели Арье, силой усадив его на стул посреди кухни. Галь по-хозяйски расселся перед стоявшими в растерянности родителями: «Ну, что скажешь? Кого-то ты там прятал, не так ли? Кого же? Мы никого не нашли, но это не имеет значения. Имей в виду: мы всё равно найдём мальчишку — его и всю их банду. Преступники должны сидеть в тюрьме! И они будут там сидеть, что бы для этого нам ни пришлось проделать! И никакие их шофары и мульти-шофары им не помогут!» Помолчав, он перевёл взгляд на Арье: «А с тобой у нас особый разговор. У вас в доме обнаружен целый склад запрещённых звуковых наркотиков…» — «Что, и эти маленькие, детские, тоже под запретом? — удивлённо поднял кустистые светло-рыжие брови Арье. — Но это же чушь!» — «А это уж не тебе решать, не твоего фиолетового ума дело! — громыхнул Галь, переведя взгляд на дубона с руллокатом в руке: — А это ещё что?! Смотрите все! Магидовичи не сдали установленным порядком кустарный флайерплейт, опасность которого для пешеходов была неоднократно доказана сотрудниками полиции!» Он вскочил и, ни на кого не глядя, быстро заговорил, деловито шаря по карманам: «Я вызываю ленд-дабур… Нет, два ленд-дабура!.. Один для этого антистримера — в тюрьму, другой для его щенков — в интернат. Мы не можем оставлять детей в доме, где царит неприкрытое антистримерство, где хранят запрещённые к употреблению предметы! Это явная провокация и подстрекательство!!!» — взвизгнул Галь, сверля взором Арье и шныряя глазами по лицам родителей. После чего, мгновенно успокоившись и приняв деловой вид, вполголоса и сквозь зубы он отдал распоряжение сопровождающим его дубонам проследить, чтобы дети никуда не сбежали до прибытия ленд-дабуров и — «это архиважно!» — чтобы не привлечь ненужного внимания соседей. Арье, побледнев ещё больше, попросил, начав сильно заикаться: «Но моя жена тут внизу, у моего папы… — он уже понял, что как-то намекать племяннику на их родственные связи не стоит.

— Я не хочу, чтобы папа узнал… он болен… Надо вызвать Тили, может, вы позволите сестре?..» — «Никто из квартиры не выйдет! Вот мы покинем квартиру — вместе с вами, разумеется, — тогда пожалуйста…» — «Так пусть дети… с мамой… попрощаться…» — чуть слышно, сдавленным голосом выговорил Арье. — «Ты что, не понял, что я сказал?» — снова громыхнул Галь, но подозвал к себе одного из дубонов и чуть слышно, всё так же сквозь зубы, проговорил: «Иди в квартиру под этой и вызови… как-её… Теилу Магидович… Может, мы и с нею сможем побеседовать, узнаем много нового и интересного…» Он перевёл взгляд сначала на лицо матери, на внезапно сильно побледневшее лицо отца, потом снова на белое, так что, кажется, и веснушки побледнели, лицо дяди Арье, который шептал: «Ты что, племянничек, не помнишь, как мы тебя с братом на руках подбрасывали, как с тобой и твоим братишкой играли и в «Цлилей Рина» танцевали на концертах?» — «Разговорчики! — снова зло прорычал Галь и, опершись ладонями о колени, важно заговорил: — Твоего мальчишку-антистримера, дя-дю-ш-ш-ш-ка, мы поймаем — это вопрос времени.

И чтоб ты знал: ваш квартал предназначен для ораковения! Фактически этот процесс уже идёт полным ходом… со вчерашнего вечера! Жить вы тут не сможете, это я вам твёрдо обещаю! Я вообще не понимаю, как вы ещё не сбежали отсюда…» — «С чего это вам сдалась Меирия? Разве мало вам, что мучаете нас своими воронками, туманом и мглой?.. Школы вон позакрывали… Папа, твой дед, больной лежит, не встаёт… Что вам от нас надо?!» — вскричал Арье таким голосом, что дети, прекратившие реветь и прислушивающиеся к разговору, снова заревели хором. Галь поморщился: «Да уйми ты своих щенков! Воют и воют! Не дают взрослым людям серьёзно поговорить! У рош-ирия Эрании Пительмана было совещание… Да, ЧеФаК назначил его исполнять обязанности! А что?.. Короче!.. Наши изыскания позволили установить, что территория, на которой построены дома посёлка Меирия… э-э-э… сколько-то там лет назад… неважно…» — «Ага, сынок, — тихо промолвила Рути, — задолго до твоего рождения, даже до моего рождения, даже до свадьбы моих папы с мамой…» «Я же сказал, маманька, что это неважно и никого не интересует! — нетерпеливо отмахнулся Галь. — Важно, что нам представили неоспоримые документы, доказывающие давнюю принадлежность этой территории… э-э-э… мирмейскому клану Навзи… Их потомки сейчас проживают в Аувен-Мирмия». — «А откуда вам известно, что документы подлинные?» — спросил слабым голосом Моти. — «Это не нашего ума дело. Нашим адвокатам известно всё!.. Это семейство самое уважаемое в Аувен-Мирмия, у нас нет оснований им не верить! А мне об этом сказал адон Пительман!» — «А-а-а…