Павел Буркин - Когда камни кричат

Все вроде сделано правильно, а деньги упущены немалые. Отец такого не прощает — в следующий раз не допустит вести его дела, и оставлять немножко денег себе. А значит, прощай, выпивка, девки, да даже с бору по сосенке набранные по тюрьмам бандиты, которых с ним не связывает ничего, кроме денег и грабежей. Остается одно — покрыть убытки в одном вполне прибыльном, хоть и не одобряемом Церковью деле. И не так уж это и сложно: командир дозора, лейтенант Гольвезе — свой человек, пропустит в руины хоть саму Исмину, только плати.

Спустившись к конюшне, Дорстаг вскочил в седло и помчался к кабаку. Окунулся в пропахшую пивом, рвотой, потом, железом полумглу.

— Шубад, Десмонд, Тилли! — скомандовал Дорстаг. Из-за столов поднялись трое громил, давно забывших, какой народ породил их, себе на позор и на горе Эрхавена. А Дорстаг продолжал: — Мелло, Моввер, Геррис, Эмерик! Подъем! Пора на Мыс Криата!

Разбойнички оживились, загалдели. Конечно, больше мародерства они любили грабежи, а больше грабежей — насилие над будущими рабынями, а еще вчера чьими-то женами, дочерьми, сестрами, может, даже матерями. Но там зато безопасно. А впрочем, кто их спрашивает? Кто платит — тот и задачи ставит. Дождавшись, пока подручные утрут с усов пиво, разберут оружие, вскочат в седла, он и сам сел в заскрипевшее седло, тронул бока коня пятками. С людьми Дорстаг обращался куда хуже, чем с лошадьми.

Ну, вот они, храмовые ворота. Дорстаг спешился, кинув поводья молоденькому рекруту-конюху.

— Дам на водку, если позовешь командира, — бросил Дорстаг. Вроде бы темесских военных полагается уважать и стелиться перед ними — но Дорстаги знают: важнее железа в Темесе золото. Так было всегда, и кто богат, может не бояться ни солдат, ни полиции. А кто беден… Но их Дорстаги никогда не держали за людей. Вот и здесь, увидев в руке Альберта крупный золотой солид, паренек откозырял, привязал коню на шею торбу с овсом — и помчался исполнять. Командир взвода, лейтенант Гольвезе, тоже не заставил себя ждать.

— Вы пришли в гости? — поинтересовался Гольвезе — жизнерадостный пивной животик, на которого едва налезал форменный камзол. Перевязь мушкетера — уже не налезала.

— Конечно, господин капитан, — подмигнул Дорстаг-младший. — Ну что, как обычно — найденное поровну?

— Когда это мы делились поровну, жирдяй? — поинтересовался Дорстаг. — Трети с тебя хватит, и не проси больше.

Лейтенант вытер пот и вздохнул. Ответ вполне соответствовал ожиданиям, с других мародеров он, конечно брал не треть, а две трети, но Дорстаги слишком богаты и влиятельны. С ними надо считаться.

— Хорошо, — заулыбался лейтенант, удовлетворенно оглаживая пузо. — Проходите. Мы вас не видели, вы нас тоже.

Вязкая, как кисель, жарища и могильная тишина обволокли их, как только арка ворот проплыла над головой. Здесь, в россыпях, камней, обломков и скопившегося за века мусора, верхом уже не поедешь, и коней оставили на попечение того же солдатика. Хрустели под сапогами галька и шлак, едва слышно шумело за скалами море. Дорстаг прошагал по растрескавшемуся крыльцу и первым вошел в закопченный проем ворот. Было время, когда здесь каждый обязан был снимать обувь, но у Дорстага не возникло даже мысли. Была охота — уважать святыни безнадежных язычников. Пинком отшвырнул с дороги детский череп и уже собирался спуститься в найденный недавно ход в сокровищницу, когда взгляд упал на захламленный, пыльный пол. В давней копоти и нынешней пыли виднелись отчетливые следы ног. Но что там может быть ценного? С поверхности мародеры давным-давно все унесли, а подземелий там отродясь не было. Или были?

— Шубад, следы давние?

Бывший следопыт-пуладж, успевший нажить на родине кровников, склонился над отпечатками. Потрогал их пальцем, похоже, даже вроде бы понюхал.

— Никак нет, сир Альберт, — наконец произнес Шубад. — Прошли только что, ну, может, час назад. Обратно не выходили.

— Значит, возьмем их тепленькими. Еще церковники за них награду дадут! Скорее, за мной!

Он не ошибся. Одна из массивных плит пола была поставлена торцом, там, где он много раз видел лишь спекшееся стекло и растрескавшийся камень, виднелся черный лаз.

— Вниз!

Отец Маркиан прервал службу на полуслове. Разумеется, его учили распознавать языческую магию разных систем — но за все время службы он ни разу не сталкивался с ними реально. Похоже, Щит Веры хорошо поработал. Он уже думал, что и не выпадет шанса схватиться с настоящими врагами веры, о чем втайне молил Единого. Ведь если не в бою, то как доказать преданность своему небесному повелителю?

И вот, похоже, чудо свершилось. Кристалл, с помощью которого на Теологическом факультете Темесского университета учили определять богомерзкое волшебство — полыхнул зеленым и погас. Зеленым — значит, в ход пущена магия Исмины, то есть язычники наверняка местные. И сильно-то как, видать, не самоучка, а может, маг был не один, а несколько. За раскрытие подпольной секты Церковь не может не наградить. Может быть, даже переведут из этого захолустья куда-нибудь в веселый Таваллен…

Маркиан действовал быстро и четко, как предписано инструкциями. И всего полчаса спустя он сам и отделение бойцов Щита Веры подъехали к воротам. Выскочил запыхавшийся лейтенант, пушечным ядром скатился по лестнице, с пыхтением вытер пот. Но Маркиан не мог е заметить, как побледнело лицо капитана. Гольвезе наверняка знает, что святое воинство просто так не является.

— Сюда нельзя, — вяло запротестовал Гольвезе. — Это приказ магистра Темесы…

— Прочь с дороги! — рявкнул Маркиан. — Сегодня здесь кто-нибудь проходил? Учти, если ты солжешь… Я слушаю.

С минуту лейтенант прикидывал, что делать, кто опастне — Дорстаг-старший или Маркиан. Потом решил, что Церковь в любом случае сильнее, и произнес:

— Дорстаг. Альберт…

— Ясно, — произнес Маркиан. — Этого и следовало ожидать. Захотелось поганцу новых развлечений… Лейтенент Гольвезе! Вы и ваши люди переходите в мое распоряжение. Если мы сможем быстро арестовать мерзавцев, считайте, что вы прощены. Не сумеем — пойдете как соучастник и укрыватель.

— Так точно! — Гольвезе обрадовался, на полное прощение он и не рассчитывал. — Разрешите исполнять?

— Да. Поднимайте своих! — переходя на «вы», и этим как бы давая шанс на спасение, произнес Велиан. — Чтобы все были здесь через минуту.

Глава 7

Нет ничего хуже бессильной ярости. Оружие отнято — и у него, и у Вантера. Руки заломлены за спину Дорстаговыми подонками. А сам Дорстаг деловито раздевает Мелину. На его лице никаких эмоций, даже похоти. Похоже, сейчас он сделает это просто чтобы лишний раз оскорбить бывшую возлюбленную. Мелина плачет. Что ей остается делать, когда руки крепко привязаны к ручкам огромных сундуков, и нечем даже закрыть срам? Но не вырывается. Пока Дорстаг будет развлекаться, а остальные ржать, ее друзья будут жить. А может быть, отчаянный ствангарец успеет освободиться?