Николай Романецкий - Утонувший в кладезе

— Как, сударь, успехи?

— Лучше некуда, — сказал Свет, изо всех сил стараясь, чтобы настроение не проникло в голос.

Ему свое старание показалось достаточным, но Снежана тут же заявила:

— То-то вы злой, как собака цепная!..

О Сварожичи! — взмолился мысленно Свет. Ну что этой кикиморе нужно? От безделья, что ли, мается целый день, яд змеиный копит…

Но вслух лишь произнес:

— Оставьте меня, сударыня, в покое! Пожалуйста!..

Голос, правда, чуть дрогнул, и кикимора, по-видимому, уже хотела вцепиться в эту дрожь, но тут за гостя вступился Сувор, накинул на своевольную сестрицу стальной недоуздок. А потом и мамочка явилась сынку на подмогу.

Благодаря их совместным усилиям Свет остался галантным столичным волшебником, а норовистая кобылка по кличке Снежана была схвачена, скручена и не мешкая сослана в свое стойло. Опосля чего кобылкина мамочка спросила:

— Желаете вечерять, судари?

Судари, оказывается, желали. Да так, что Свет даже злобу свою позабыл.

Поднялись наверх, привели себя в порядок, переоделись, отдали слугам в чистку платье, спустились в трапезную.

Стол был уже накрыт. Во главе его восседала хозяйка дома. Этакий капитан на мостике семейного корабля… Хозяина в пределах видимости не наблюдалось.

— Надеюсь, судари волшебники простят моего супруга и княгиню Купаву. Супруг занят делами и не может составить нам компанию, а невестка отправилась навестить родителей.

Вестимо, судари волшебники князя Белояра Нарышку и княгиню Купаву простили. Во всяком случае, Свет даже обрадовался их отсутствию, потому как поддерживать хотя бы видимость застольной беседы не был расположен категорически. Похоже, хозяйка хорошо понимала состояние гостей, и ужин начался в молчании.

Но через пять минут в трапезной появилась кикимора.

— Мама, мне бы тоже хотелось разделить ужин с волшебниками.

Было видно, что маме-то подобного разделения вовсе бы не хотелось, но отказать девице — значило организовать при гостях еще один семейный скандальчик. Поэтому мать лишь кивнула дочери, бросив однако в ее сторону испепеляющий взгляд.

Дочь сделала вид, будто оного испепеления не заметила. Дождалась, покуда слуги отодвинут стул, села.

На ней было вчерашнее, открытое сверху платье, и Свет тут же поймал себя на том, что ему снова хочется начать вчерашнюю игру. Якобы, оголенные девичьи рамена неудержимо притягивают его взор…

К счастью, княжна уселась напротив матери, и, чтобы посмотреть на нее, надо было повернуть голову. А повернуть голову — не поднять глаза, такое движение вполне можно проконтролировать и вовремя остановиться.

— Краса моя, с какой это стати вы разоделись, аки на бал? — сказала княгиня. В голосе ее прозвучало явное неудовольствие.

Опосля подобного вопроса физиономии всех вечеряющих немедленно обратились в сторону «красы моей», и Свет тоже воспользовался представившейся возможностью посмотреть на оголенные рамена кикиморы.

Рамена выглядели отменно.

— А с такой! — Девица передернула предметами чародеева интереса. — Мне это платье больше нравится… И гостям, думаю тоже… Правда, чародей?

Чародей почел за благо отмолчаться.

— Молчание волшебника — тоже знак согласия, — заметила кикимора. — Брат, когда похороны Клюя?

— Завтра в полдень, — сказал Сувор. — На Смоленском погосте.

Кстати о похоронах, подумал Свет. Надо будет обязательно поприсутствовать. И не только для того, чтобы проводить убитого в последний путь.

— Вот уже и хоронят Клюя, — сказала княжна, — а преступник по-прежнему гуляет на свободе.

Свет поперхнулся и закашлялся. Прикрыв лицо салфеткой, выскочил из трапезной. Еще не хватало, чтобы эта ядовитая стервочка видела, как он мучается!..

Когда, наконец, справившись с кашлем, он вернулся, княжна возмущенно говорила:

— …ест нашу пищу, пьет наши лучшие вина, спит на нашей постели. — Она повернула голову в сторону вошедшего Света и смерила его ненавидящим взглядом. — Я имею в виду вас, сударь волшебник. Вас и вашего напарника. По-моему, вы не заработали сегодняшнего ужина.

Буривой Смирный сидел на своем месте с багровым лицом и смотрел в черное окно.

— Краса моя! — сказала княгиня. — Если вы не угомонитесь, на похороны завтра не поедете. Я вам обещаю!

Теперь Снежана смерила взглядом мать. И, похоже, убедилась, что та не шутит.

— Хорошо. — Она отложила вилку и встала из-за стола. — Я не только угомонюсь, я даже покину ваше изысканное общество. И не просто покину, а с превеликим удовольствием!

Она неторопко двинулась к выходу, надменно вздернув подбородок и намеренно громко шурша кринолином. Стоящий на пороге Свет был для нее пустым местом и потому поспешил убраться с дороги. Однако, проходя мимо, она вновь смерила его взглядом, на сей раз презрительным и насмешливым, и от взгляда этого сердце Света неожиданно сделало перебой. Он даже замотал головой. Но играть так играть…

— Попутного ветра в паруса, сударыня!.. — сказал он негромко.

Ответом сударыня его выходку не удостоила.

А потом снова начались хозяйкины извинения. Сыскник Смирный по-прежнему молча смотрел в окно (наверное, пока напарник сражался со своим кашлем, основная доза Снежаниного яда досталась брату Буривою), и потому активно принимать сии извинения пришлось чародею Смороде. Равно как и успокаивать княгиню.

Наконец извинения были приняты, а княгиня — вроде бы успокоена. Ужин опосля столь острых приключений продолжался в молчании и завершился достаточно быстро. Настроения, понятное дело, он ни Свету, ни Буривою не улучшил.

Когда волшебники поднимались в комнату Буривоя, тот сокрушенно пробормотал:

— Ну и девица, брате!..

— Та еще змеюка! — не скрывая раздражения, заметил Свет. — Яду в ней на семерых хватит!

— Да, неукротимая бестия! — В голосе Буривоя тоже явно прозвучало раздражение. — Чем будем заниматься завтра утром?

Будь я дома, сказал себе Свет, кое-чем я бы занялся прямо сейчас. Позвал бы Забаву… Впрочем, Забаву-то и звать бы не пришлось! Сама бы прибежала…

— Заутра пораньше, часов в семь, обязательно поедем в фехтовальное поприще, — сказал он. — Не ведаю, как вам, брате, а мне самое время браться за шпагу.

Буривой скрылся за дверью.

Свет наложил на нее охранное заклятье и, поразмыслив немного, отправился на поиски князя Сувора — надо было попросить карету для утренней поездки. Договорившись с молодым человеком, он двинулся к себе. И опять обнаружил на фоне зашторенного окна краски Перуна и Додолы. По-видимому, окно возле гостевой чародея Смороды казалось Радомире и ее любодею наиболее безопасным местом для свиданий. Самое странное, что оного чародея это по-прежнему совершенно не возмущало…