Кэрол Берг - Сын Авонара

— Примите мои извинения. Я ни в коем случае не хотел причинить вам неудобство.

— Недовольство Томаса пройдет, — продолжала я. — Мы еще не раз будем обедать вместе, и вы расскажете мне остальное.

Его история действительно любопытна, но у меня нет нужды и желания сближаться с амбициозным придворным. Те, у кого есть смертельно опасные тайны, должны быть особенно осторожны в выборе доверенных лиц.

Дарзид ушел, многословно прощаясь и шутя.

— Если Томас вдруг не переменит мнения и ваши ученые занятия покажутся вам такими же скучными, как и званый ужин, может быть, вы как-нибудь позовете меня, чтобы оживить мое чувство юмора.

— Все возможно, капитан.

Но я ни разу не позвала его. Мне было плевать на Дарзида, и его чувство юмора, и на его тайны. Мои мысли были в Виндаме, я невольно улыбалась, гадая, какие еще покрытые пылью тома нашел Тенни, кто помогает Юлии отстаивать в спорах с Мартином ее позицию, что женщина должна обладать правом иметь собственность, остался ли Кейрон или снова путешествует в поисках знаний и красоты, чтобы напитать сокрытые в нем силы. Когда-нибудь я узнаю о магии больше. Я еще не успела распробовать этот экзотический фрукт.

Когда мне было лет пять, король Геврон решил подчинить себе три других королевства из Четырех, чтобы раз и навсегда покончить с кровавыми спорами с соседями: Валлеором, Керотеей и Искераном. Он начал с Валлеора, богатого королевства на северо-западе, но самого слабого из трех и с самой длинной совместной границей. Прошло одиннадцать лет, пока пала последняя валлеорская крепость, — значительные размеры королевства и постоянные нападения более воинственных керотеан и искерцев затягивали войну. Геврон был занят Валлеором и обратил внимание на Керотею лишь в последние годы своего правления. Эта война ни к чему не привела.

Эвард вышел из Монтевиаля через неделю после коронации, обещая покончить с Керотеей быстрее, чем Геврон возился с Валлеором. В разгар зимы первого года своего правления он объявил о решающей победе на границе с Керотеей. Но отвратительная погода заставила свернуть кампанию, поползли слухи, что все завоеванное будет утрачено весной.

В канун Долгой Ночи я решила остаться дома. Шла бесконечная череда торжеств, посвященных Сейлю, середине зимы, которую венчала Долгая Ночь и десять праздничных дней, которыми заканчивался год, и я не отказывалась ни от одного приглашения, если оно могло быть замечено. Я флиртовала со всеми, кто только обращал на меня внимание, и была уверена, что до ушей Томаса и Эварда дойдет немало слухов. Король не сможет выбрать жертву и обвинить кого-то в том, что я предпочла его королю. Может быть, он постепенно потеряет интерес и вообще перестанет слушать сплетни. С меня пока хватит. Я сказалась больной и проводила вечер под шерстяным одеялом и с книжкой валлеорских сказок, зимние тени отгонял только огонь в камине библиотеки.

У входной двери зазвонил колокольчик. Я подумала, что это может оказаться один из моих недавних поклонников, скорее всего виконт Мантенья. Наверное, он доказывает дворецкому, что жизнь его будет разбита, если этим вечером он не вытащит меня из дому кататься на новых санях. Мантенья был сентиментальным мальчишкой, но довольно забавным. К счастью, у меня есть Жуберт, отличный дворецкий. «Нет» означало нет.

В дверь библиотеки постучали, вошел Жуберт с длинным узким свертком.

— Прошу прощения, госпожа. Подарок.

Сверток длиной в руку, упаковка из зеленого шелка перехвачена золотой лентой, карточки нет. Под слоями шелка оказалась роза… среди зимы, одинокая прекрасная алая роза. Отогнутые красные лепестки, бутон только начал распускаться. На одном из лепестков застыла капля росы, не снежинка, растаявшая в тепле комнаты, а роса. Я глядела на цветок, вдыхая его аромат, и чувствовала запах садов Виндама. Магия…

Я кинулась к окну, посмотреть, там ли он, но перед домом было темно и пустынно. Меня охватило разочарование, но только пока я снова не коснулась розы. Улыбнувшись, поставила цветок в хрустальную вазу и водрузила на низкий столик, чтобы его было видно отовсюду. Роза была достаточно красноречивым посланием.

С весной пришел Месяц Ветров, когда праздновали женитьбу Арота на Мане, деве ветров, родившей богу Близнецов. Каждый день Месяца Ветров родители приносили детям подарки и сладости в память о дарах Маны, принесенных обитателям лесов и небес по случаю свадьбы, и прятали их в доме и в саду, как Мана прятала орехи для белок. В середине месяца праздновали день Лоз, излюбленный день для тех, кто намерен предложить руку и сердце, и для помолвок. Разумеется, это был и излюбленный праздник виноторговцев.

Дождливым днем, спустя пять дней после праздника, я принимала участие в погребении герцога Гамерсийского, жизнерадостного престарелого выпивохи и сквернослова, одного из старых друзей моего отца. Злые языки поговаривали, что для своих шестидесяти семи лет он слишком любил праздник Лоз. Томаса на погребении не было, он участвовал с Эвардом в кампании против Керотеи. Мартин присутствовал, сидел на холодной каменной скамье храма Аннадиса вместе с Тенни. За семь месяцев, прошедших со дня коронации Эварда, я впервые видела их. Ни один не взглянул на меня.

После доводящих до исступления часов песнопений и рассказов, после которых Близнецы должны были признать заслуги старца и внести его в список земных героев, все вернулись в городской дом герцога на поминки. Хотя больше всего на свете мне хотелось броситься в объятия Мартина и расспросить обо всем, я последовала примеру кузена. Сам он присоединился к группе солидных, незнакомых мне мужчин, не делая попыток подойти ко мне. Тенни быстро ушел, поговорив только с вдовой и больше ни с кем. Когда я сама прощалась с герцогиней, лакей вручил мне традиционную памятную открытку, сложенную так, что на внешней стороне оказались герб герцога и его послужной список, а внутри — генеалогическое древо. Только вернувшись домой, печальная и одинокая, я обнаружила, что внутри моей открытки лежит тонкая полоска бумаги. Подписи не было, но после двух лет чтения конспектов по законодательству я легко узнала почерк Тенни. Казалось, что текст послания составляют случайно подобранные философские изречения, но мне их выбор показался совсем неслучайным.

Мудрость прекрасного пола очевидна.

Безопасность путника — в долгом отсутствии.

Четверых недостаточно для настоящей дискуссии.

Из первой строки следовало, что Мартин считает правильным, что я не появляюсь в Виндаме. Интересно, есть ли у него более весомые доказательства моей мудрости по сравнению с теми, что были у меня. Я руководствовалась лишь инстинктом.