Роберт Асприн - Корпорация М.И.Ф. в действии

Теперь моя единственная забота — это гарантировать, что тот, кого мы там ни выберем, обладает чувством юмора… очень хорошим чувством юмора!

ГЛАВА 11

Вот почему эта леди — бродяга!

— У-у-у-х ты-ы-ы! А сегодня тут безусловно дым коромыслом! — восклицает Шу Слеппень, откидываясь на спинку стула и обозревая помещение.

— Что верно, то верно, Шу, — говорит его брательник. — Эй! Погляди-ка вон на ту!

Как ни посмотри, братья Слеппни разыгрывают классную сцену… хотя вежливость запрещает мне говорить какого она класса. Однако, на сей раз я, для разнообразия, склонен согласиться с ними.

Это наш первый выходной в Твиксе, не говоря уж о гостевании здесь, у Абдула, и бар набит до отказа. Фактически, если б мы не пили здесь с самого полудня, то сомнительно, что нам вообще удалось бы заполучить какой-нибудь столик. А так как мы оказались за своим постоянным столиком, откуда открывался хороший обзор стойки… или, конкретней, расположившихся вдоль стойки тыловых частей… так же как передовых, когда они поворачиваются. Поверьте моему опыту немало где бывавшего демона, подобной сцены просто нигде больше не найдешь!

К несчастью, рассеянность, вызванная ожиданием грядущих событий мешает мне наслаждаться этим зрелищем.

— Как по-твоему, Бой? — переключает Шу внимание на меня. — Ты видел когда-нибудь раньше подобных женщин?

— О, они не плохи, — вытягиваю я шею и окидываю взглядом толпу.

Мне приходит в голову, что когда Тананда прибудет сюда, то, вероятно, будет в личине, и, следовательно, мне будет трудно узнать ее, если она не подаст мне какой-то знак.

— Не плохи? Вы только послушайте, парни! Кругом все эти прекрасные женские тела, а Бой может сказать лишь «они не плохи»!

— В самом деле, Бой, — говорит Майжук. — В армии таких прекрасных женщин просто не увидишь!

При этих словах Осса опасно хмурится, но он совершенно не замечает этого, так как в данный момент на него действует все выпитое за вечер.

— Хорошая толпа для драки. Понимаешь мою мысль, кузен? — шепчет мне на ухо Нунцио настолько тихо, что никому другому не слышно.

— Не знаю, — говорю я, — окидывая взглядом толпу. — Среди этих белых воротничков я не вижу ни одного такого, с кем даже Трутень не мог бы справиться одной левой.

— Именно это я и имею в виду, — усмехается Нунцио и опрокидывает в себя еще полрюмки.

Как вы можете определить по его поведению, колебания, которые я испытывал по поводу необходимости подставить одного из наших корешков, ни в малейшей мере не беспокоили моего кузена. Если он чего и испытывал, так, похоже, только нетерпеливое желание немножко побуянить.

— Покараульте мой стул, — говорю я, подымаясь. — Я схожу к стойке налить еще.

Как я сказал, народу в баре битком, а Сварлий с типичной девольской сквалыжностью не пошел на дополнительные расходы с наймами добавочных помощников, и потому, если тебе охота выпить где-то до следующего ледникового периода, то необходимо переть к стойке, чтобы налить себе еще прямо у бармена. Если вы гадаете, почему такой жадный тип, как Сварлий готов упустить лишний доход, порождаемый более высокой оборачиваемостью колеса выпил-налил, то позвольте мне восстановить вашу веру, объяснив, что он наверстывает упущенное как разбавляя пойло, так и увеличивая общую прибыль… то есть, проще говоря, повышает цены по мере уплотнения толпы.

Достаточно странно, но, похоже, что ни крепкие напитки, ни взвившиеся цены ни в малейшей мере не беспокоят эту толпу. На мой взгляд, это происходит потому, что, по их мнению, плата за выпивку втрое больше нормальной стоимости отсеет сброд, который обычно приходится терпеть, когда пьешь в общественном месте, и, следовательно, гарантирует, что они клеют лиц с таким же как у них или более высоким доходом, а что касается разбавленной выпивки… ну, единственная причина отсутствия жалоб на это, какую я могу придумать, заключается в том, что они, вероятно, считают, что спиртное вредно для здоровья, и поэтому разбавленный напиток как-то полезней для здоровья, чем крепкий.

Понимаете, благодаря подслушиванию разговоров я установил, что здоровье, и особенно здоровая пища, являются очень важной темой среди этих клиентов. Все выглядит так, словно они привыкли думать, что, имея достаточно денег, можно приобрести все, что угодно… и вбили себе в голову, что, тратя побольше на здоровую пищу и здоровую выпивку, они никогда не умрут. Конечно, они тратят столько времени на беспокойство и донимание друг друга по части доброго здравия, что склонны нагнетать достаточно сильный стресс, чтобы внезапно падать и загибаться от сердечного приступа… но это кажется приемлемым, если не желанным вариантом, так как он рассматривается как свидетельство «высокого давления, являющегося признаком преуспевающего карьериста» и, следовательно, стало чем-то, вроде значка статуса. Вот только во всем этом как-то упускается из виду, что стрессы во многом вызваны ненужным беспокойством, которое они причиняют самим себе, тревожась о таких вещах, как статус и здоровая пища.

Наверное, все дело в высокорискованном характере моей профессии, но лично я не питаю никаких иллюзий насчет собственного бессмертия. Как мне представляется, в жизни хватает всяких непредсказуемых вещей, способных убить тебя, и поэтому единственный разумный подход к жизни — это брать от нее те маленькие удовольствия, какие выпадают, так, чтоб, когда придет твой черед, ты, по крайней мере, мог умереть, зная, что прожил полнокровную и счастливую жизнь. Я хочу сказать, кому ж охота жить вечно… особенно, если эта жизнь должна быть скучной и лишенной удовольствий?

Я размышляю над этим, когда одна деваха прокладывает себе локтями дорогу к стойке рядом со мной. Сперва я думал, что она просто отчаянно хочет пить, что, как я говорил, вполне понятно, учитывая медленно обслуживание, и шагаю в сторону, используя свою несреднюю массу, чтобы дать ей место.

— Выбрал мне цель?

Мне требуется какая-то секунда, чтобы понять, что вопрос этот адресован именно ко мне, так как она произносит его небрежно и не глядя в мою сторону.

— Тананда? — гляжу я на нее во все глаза.

Сегодня вечером на ней иная личина… пышные черные кудри до плеч и платье из какой-то облегающей ткани, которое… ну, показывает все, что у нее есть под ним.

— Не глазей на меня! — шипит она, тихо ввинчивая каблук мне в любимую мозоль, чтобы подчеркнуть сказанное и глядя в то же время в потолок. Ведь предполагается, что мы не знаем друг друга… помнишь?

— О, верно… извини.

Я возвращаюсь к разглядыванию содержимого своего бокала, стараясь изо всех сил игнорировать ее присутствие… что не легко, так как толпа порядком прижимает ее ко мне, когда мы стоим там.