Игорь Мерцалов - Схаас

У нее определенно был талант.

Впрочем, как сравнивать, размышлял Джон, не останавливая урок. Средневековый человек не просто физически крепче моего современника, он целесообразнее, его физическая культура носит практический характер. Здесь актуальны десятки, сотни навыков, бесполезных в моем мире. Здесь, например, каждый человек легко управляется с лошадью, а ведь это целый комплекс движений, потерянный в двадцать первом веке, замещенный приседанием, или, скорее, плюханьем на сиденье автомобиля и вялым шевелением рук и ног — да и те скоро отменит бортовой компьютер. В то время как всадник в седле совершает миллионы микродвижений всех мышц, водитель только тычет пальцами в радиолу, морщась от музыки, которая ему не по душе. Сесть на коня или спрыгнуть с коня, влезть на дерево или спуститься на землю, подпрыгнуть, слазить в погреб или на чердак по лестнице — постоянно присутствует движение вверх-вниз, по вертикали. Даже в мыслях, в воображении, в представлениях о мироустройстве: небеса — земля — ад. А у нас вертикаль — это колесо обозрения в луна-парке, а кроме него самолет и лифт; умозрительно — понятия о космосе и магме, на которые нам начхать. Мы, такие умные, живем в пришибленной урбанистической горизонтали, а эти дикари — в трехмерном пространстве, которое все время нужно преодолевать физически и умственно.

Наконец, очевидные труд и закалка. В этих людях естественным образом заложено то, чего мы если и добиваемся, так только упорными тренировками. Но ни спорт, ни мода на красивое, развитое тело не ставят таких жестких требований, как сама жизнь. Так нужно ли удивляться тому, что для Изабеллы подобная наука близка и понятна?

И все-таки он удивлялся, догадываясь, что имеет, дело действительно с врожденным талантом. К тому же призрак прав: человек по сути своей не меняется, и средневековый индивид — это тоже сформировавшаяся личность, с трудом принимающая все новое. Изабелла же новизну впитывала, как изможденный зноем путник — воду прохладного ручья.

Солнце поднялось уже высоко, когда Джон объявил второй перерыв. Тело сладко ныло — но не от усталости, а от наслаждения, так что останавливаться даже не хотелось, но девушке явно нужна была передышка.

Вот тут один из офицеров и нарушил запрет. Краем глаза Джон замечал, что за ними с Изабеллой по-прежнему наблюдают, уходят по своим делам, но потом возвращаются и присматриваются к учебному поединку. Сейчас к ним присоединился «повелитель новобранцев», он о чем-то говорил с двоими другими офицерами, и вот, воспользовавшись моментом, они приблизились к гостям замка. Один из них подошел вплотную, поприсматривался, словно прикидывая, с какого боку откусить от пирога, чтобы не было видно со стороны, а потом заговорил:

— Интересно это у вас получается, сэр. Будто и вправду игра какая, не то пляска. Только ведь несерьезно это. То есть я хочу сказать, когда один на один, оно, может, и сработает, но в бою…

Этот человек был головы на полторы выше Джона, никогда не жаловавшегося на маленький рост, и ровно вдвое шире в плечах. Густой, насыщенный бас гудел, как церковный колокол. Джон без особого труда представил себе этого гиганта в бою, и ему стало неуютно, хотя никакой враждебности от него не чувствовалось. Не зная, к чему клонит великан, молодой граф промолчал.

Тут подошел и второй — среднего роста, крепко сбитый, с пепельными усами — и поддержал товарища:

— Гарри прав. Он не самый ловкий на словах, но на деле обставит дюжину болтунов, и думать умеет метко. Чего стоят эти изыски в настоящем бою, когда вокруг толпятся друзья и враги, а удары сыплются ровно град?

— Ты что, голову под шапку забыл надеть или глаза не промыл? — возмутилась Изабелла. — С таким искусством, как у сэра Джона, можно в одиночку разгонять армии!

Здоровяк Гарри усмехнулся, но не столько словам, сколько дерзости девушки, а усатый ее проигнорировал.

— Как ты поступаешь в битве? — продолжал он. — Выплясываешь с клинком или дерешься как все?

Знать бы точно, чего ему надо, этому усатому прилипале? Ясно одно — от ответа уйти не удастся. А значит, надо будет сказать, что в настоящих битвах не участвовал ни разу в жизни, потому что, начни Джон врать, эти люди сразу же его раскусят. А говорить правду после того, как все утро ублажал зрительские взоры, тоже было как-то неловко — ему отнюдь не хотелось, чтобы его лишний раз называли юродивым. Наконец, после того, как этой ночью из-за него гибли люди…

Пока он искал подходящий ответ, Изабелла взяла переговоры на себя:

— Да ты еще и невежлив, как я посмотрю, мало того что заврался. А ведь заврался — смеешься над тем, что вчера видел собственными глазами! Когда мы прорубались через толпы чудовищ, сэр Джон крушил их десятками, разил без пощады, и ни одна поганая адская тварь не смогла коснуться его даже кончиком когтя, порождения тьмы пали перед ним, он вымостил ими дорогу к воротам замка, а копыта его благородного коня заровняли эту дорогу, по которой он шел, словно славный король Артур по трупам исинеев, будто светлый герой, пронзивший толщу веков и воссиявший на поле битвы нашей скорбной эры!

Запас воздуха в ее легких исчерпался, но Изабелла мигом его пополнила и, воздав хвалу еще некоторым доблестям сэра Джона, принялась честить усатого за слепоту и недоверие, причем таким высоким слогом, что нельзя было не заинтересоваться. И трудно было понять, действительно ли Изабелла такая восторженная дурочка или перед ними просто талантливая актриса, которой нравится играть и огорошивать игрой самоуверенных мужчин. То есть Джон-то видел, что верно второе: его разгоряченная уроком ученица, чувствуя, что ничего ей не грозит, откровенно развлекалась. Но игра ее была очень убедительной.

«А ведь Длинный Лук должен еще благодарить меня за избавление от суженой, — подумал Джон. — Туго соображающему человеку рядом с такой бойкой зазнобушкой делать нечего…»

Усатый поневоле принужден был обратить внимание на пылкое выступление, что касается Гарри, так тот вообще заслушался. И все-таки усатого оказалось трудно сбить с толку.

— Вчера было другое дело, — отыскав лазейку в частоколе речи, вставил он. — Не отрицаю, наш гость был хорош. Но что, если этому мечу придется выйти из ножен, чтобы встретиться с себе подобными?

— На всей земле и во все эпохи не найти меча, подобного этому! — Изабелла гордо вскинула голову, точно в том была ее заслуга.

— А и правда хорош, — прогудел Гарри. — Никогда такого не видел.

— Хорош, — согласился усатый. — Можно взглянуть поближе?

Джон, который уже ощущал себя более чем неуютно из-за того, что не произнес ни слова (более-менее приличный ответ он уже придумал: мол, для каждого боя существуют разные приемы и стили, — да только успел потерять надежду этот ответ высказать вслух), смиренно кивнул головой, и Изабелла протянула меч офицеру. Лицо усатого осветилось, когда он взялся за рукоять. Однако, как только он попытался сделать пробный взмах, чтобы проверить балансировку клинка, меч непонятным образом выскользнул из его пальцев и вонзился в землю у ног Джона. Усатый в испуге отшатнулся, недоуменно взирая на свою руку.