Людмила Музыка - Сын герцога

Голос старика раздался так неожиданно, что Лар вздрогнул.

– Что, светлый, плохо тебе?– насмешливо спросил он, а когда Лар промолчал, то он продолжил.– Ладно, не отвечай, я и так вижу, что плохо.

Эльф непонимающе посмотрел на него, а потом все-таки отважился спросить:

– Ты же видящий. Почему ты – слуга?

– А если я видящий, так что же мне и прислуживать нельзя?– ухмыльнулся старик.

Но потом насмешливая маска исчезла с его лица, позволив на несколько очень коротких мгновений проявиться его истинной сути, и эльф поежился, почувствовав на себе его изучающий взгляд.

– Гонору в тебе много,– задумчиво произнес насмешник с глазами мудреца, привычно переиначивая слова на деревенский манер,– от него у тебя все беды. Жил бы как все.

– Не смог.

– Не захотел,– поправил его старик,– А теперь бы и рад, да не получается… непростого хозяина ты себе выбрал.

– Я не выбирал,– запальчиво перебил его эльф.

– Ой, ли,– покачал головой старик, и на его губах заиграла привычная насмешливая ухмылка,– не он тебя к себе привязал, ты сам к нему пришел.

В этот раз эльф промолчал. Он и сам прекрасно знал, что в тот момент, когда Валир выпустил поток рвущейся силы, стала разрушаться вся магия вокруг. Почти физически он ощутил, как лопнул ненавистный поводок, столько лет удерживавший его. А потом он собственными руками сунул обрывок в ладони чужака, отдавая ему свою боль, свой страх и свою свободу. Старик был прав, Лар сам сделал свой выбор. Или это проклятое желание выжить снова подвело его?

– Глупый ты еще,– покачал головой старик,– не понимаешь…

– Чего?– удивленно спросил эльф, и получил в ответ еще одну насмешливую улыбку.

– Ведь это не он тебя держит, а ты его тогда удержал, и нас всех вместе с ним,– ответил старик, а потом попросил,– Ты уж и дальше его держи, а то плохо ему сейчас. Так как и тебе плохо, даже еще хуже. Весь мир для него перевернулся, так что не осталось почти ничего. Брат вон погиб, отец едва не умер, учителя и того нет. Хоть ты его поучи.

– Чему?– удивленно переспросил эльф, он совсем ничего не понял из странного объяснения старика.

– А чему тебя учили?

И эльф подумал о том, что попал в действительно ужасный мир, если здесь даже видящие сходят с ума. Кого он мог научить? Собственного хозяина? И чему?

– Глупый ты,– повторил старик, а потом еще раз попытался объяснить непонятливому эльфу такие очевидные для него самого истины,– он ведь совсем, как ты: упрямый, гордый, обидчивый, только в пять раз младше тебя. Судит по всему слишком строго, многого не замечает, а нельзя ему таким быть. Императору и советникам можно, нам с тобой можно, а ему нельзя,– сказал старик.

А потом махнул рукой, видя, что эльф только еще больше запутался в его объяснениях, и посмотрел на дверь спальни, где на кровати лежал Джай, накрыв голову подушкой, чтобы хоть немного приглушить насмешливый голос, раздающийся в его голове.

Джай лежал на кровати, смотрел в потолок и старался не думать ни о чем. Он не знал, как долго это продолжается: несколько минут или несколько часов, и понимал, что это не выход из положения, но ничего не мог с собой поделать, хотелось забыть обо всем на свете, как будто не было ни прошлой ночи, ни сегодняшнего дня. Хорошо хоть выматывающий душу разговор в соседней комнате, наконец, прекратился, и больше не было слышно ни Либиуса, ни Лара. Нет, присутствие эльфа все еще угадывалось где-то на самом краю сознания, но сейчас ощущение было приглушенным и неясным.

Тихий стук в дверь потревожил его. Джай приподнялся, чтобы прогнать Либиуса прочь (а кто еще мог явиться к нему без приглашения), когда увидел Лара. Эльф в нерешительности постоял около двери, а потом все-таки сделал несколько шагов вперед.

– Чего ты хочешь?– спросил Джай, стараясь подавить нарастающее раздражение.

– Я хотел спросить, что вы решили, милорд. Как вы поступите со мной?

Похоже, что разговор со стариком сильно повлиял и на эльфа. Но если Джай старался отгородиться от всего мира и забыть обо всем, загоняя свои переживания внутрь и как можно глубже, то Лар все это время лихорадочно размышлял. Неизвестность душила его, и он больше не мог ее выносить.

– А как я должен с тобой поступить?– спросил сын герцога.

Неожиданный вопрос застал эльфа врасплох, и он не знал, что на него ответить. А Джай смотрел на него, и понимал, что еще немного, и он уже не сможет удержать собственный гнев. Ведь, в конце концов, именно с появления в их замке этого мальчишки (сын герцога все еще не мог осознать, что эльф в пять раз старше его самого) начались все несчастья. И пусть не он держал клинок, убивший Тереха, но он помогал его убийце, врагу, он сам враг. Так почему он посмел прийти к нему с таким несчастным видом и о чем-то спрашивать, чего-то просить? Он, который должен знать свое место.

Что произошло дальше, Джай так и не понял до конца. Казалось, он просто смотрел на Лара и даже не шевелился, когда слепящая волна ярости накрыла его. Той ярости, в которой угадывался свист рассекающей воздух плети и солоноватый привкус крови на разбитых губах. Ярости, которая причиняла боль. Джай видел, как эльф неожиданно вздрогнул всем телом и побледнел. Но только когда тот начал медленно опускаться на колени, сын герцога понял, что только что натворил.

– Как вам будет угодно, милорд,– сухими непослушными губами произнес Лар, глядя куда-то в пол и сгибая спину. Для чего? Для следующего удара?

И теперь уже совершенно другое, но не менее сильное чувство, чем только что клокотавший в нем гнев, охватило Джая. Это был удушающий стыд. Никогда Джай ар-Сантар, сын герцога и племянник императора не поднимал руки на безоружного, на того, кто заведомо не мог ответить ударом на удар, на пленника. И то, что на самом деле он даже пальцем не прикоснулся к эльфу, не имело никакого значения. Они оба знали, что только что произошло. Разгневанный хозяин указал своему рабу на его место, и тот послушно исполнил его волю. Теперь он был там, где ему и надлежало быть – на коленях у ног господина и с низко опущенной головой. А Джай чувствовал теперь такое же унижение, как и стоявший на коленях эльф, даже в два раза сильнее, потому что к собственным ощущениям примешивались еще и чужие. Одно мгновение понадобилось ему на то, чтобы схватить Лара за плечи и снова поставить его на ноги, но тот все еще продолжал смотреть в пол. Джай удерживал его до тех пор, пока эльф, наконец, не поднял голову, тогда он отступил назад и сделал единственное, что еще мог, посмел совершить.

– Лар, я прошу твоего прощения,– сказал он.

Эльф ничего не ответил ему, а Джай так и не смог разобраться в его ощущениях, где в единое целое смешались унижение, боль, обида, удивление и непонимание. Он так и стоял, глядя прямо перед собой своими голубыми глазами, и не шевелился. Джай хотел усадить его в кресло, но боялся прикоснуться к нему.