Гай Гэвриел Кей - Блуждающий огонь

Пол знал ответ и на этот вопрос; он прочел это по глазам Фордаэты.

— Он обещал ей вечные льды и то пространство, которое они вскоре займут здесь, на юге, — бескрайние просторы, где будут властвовать зима и она, Фордаэта.

— А он заставит ее ему подчиняться, — тихо промолвил Брок. — И она ему подчинится!

— О да! — согласно кивнул Пол и вспомнил о гномах Казне и Блоде, тех братьях — предателях. Они тоже стали служить Ракоту Могриму. На лице Брока он читал примерно те же мысли. — Все здесь окажется в его власти. Навек. Нет, нам никак нельзя проиграть эту войну!

И только Кевин, который знал Пола лучше всех, услышал в его голосе глубочайшее отчаяние. Но вместе со всеми он стоял и смотрел, как Шафер повернулся и пошел к двери. Там он снял с себя куртку и бросил ее на пол. Под курткой у него была только рубашка, расстегнутая у ворота.

— Мне эта куртка ни к чему, — сказал Пол. — Меня эта зима уже не касается. И прятаться мне от нее негоже.

— Но как же ты?.. Почему?.. — вырвалось у Кевина. Он задал общий для всех вопрос.

Уже приоткрыв дверь, за которой крутилась метель, и стоя на пороге, Пол обернулся и бросил:

— Потому что я уже попробовал вкус смерти — на Древе Жизни.

Дверь с резким звуком захлопнулась за ним, как бы отрезав от посетителей таверны эту ночь и метель. Они стояли посреди светлого теплого зала, полного привычных звуков и добрых друзей. И сколько еще дорогих сердцу вещей было и в этом, и в любом другом из миров, сотканных Великим Ткачом?

И как раз, когда Пол выходил из таверны, Лорин Серебряный Плащ и Мэтт Сорин направлялись домой, в городские апартаменты магов Бреннина. Ни тот, ни другой не были защищены от холода магией, и, хотя снегопад прекратился, ветер дул по-прежнему сильный, а местами намело такие сугробы, что гному было по грудь. Над головой ярко светили летние звезды, глядя на этот совершенно зимний мир, но ни Лорин, ни Мэтт вверх, на звезды, не смотрели и друг с другом не разговаривали.

Они только что услышали одну и ту же историю и испытывали примерно одинаковые чувства: гнев, безудержный гнев из-за того, что было сделано с женщиной, которая только что поведала им о том, что выпало на ее долю, и безумную жалость к той, кого они не в силах были исцелить; и еще любовь, любовь и восхищение испытывали они, ибо были потрясены ее душевной красотой и стойкостью, которые не сумел разрушить даже этот самый темный из богов в самом темном из темных мест. А душа Мэтта Сорина ныла еще и из-за того, что Могрим, когда наконец насытился, передал ее гному по имени Блод, который мучил ее и издевался над нею.

Оба они ничего не знали о Дариене.

Они уже подходили к дому. Тейрнон и Барак еще не вернулись, да и Брока явно не было — наверняка проводит время с Дьярмудом, — так что в огромном доме сейчас царила тишина, и он был полностью в их распоряжении. Они уже давно приняли решение каждую ночь ночевать в городе, чтобы поддержать уверенность в душах жителей Парас Дерваля в том, что далеко не все великие люди королевства предпочитают прятаться за дворцовыми стенами. Зерван заботливо разжег в каминах огонь, прежде чем улечься спать, так что в комнатах царило благословенное тепло. Маг устроился у большого камина в гостиной, и гном, наполнив два бокала каким-то напитком янтарного цвета, присоединился к нему.

— Ушин — согревает душу, — усмехнулся Лорин и, сделав большой глоток, поморщился. — Какое горькое тепло!

— Ничего, это тебе сейчас только на пользу. — Гном рухнул в глубокое низкое кресло и принялся стаскивать сапоги.

— Не стоит ли нам связаться с Тейрноном?

— И что мы ему скажем? — удивленно посмотрел на него Мэтт.

— То, что узнали.

Они молча уставились друг на друга.

Черная Авайя передала Метрану, что священный Котел принадлежит теперь ему и с ним он должен направиться к начальной точке спирали — так рассказывала им Дженнифер, бледная и помертвевшая, но вполне владевшая собой, когда ей пришлось вспомнить о той поляне с хижиной дровосека, куда за ней прилетела Авайя.

— Интересно, он будет там воскрешать мертвых? — спросил Мэтт Сорин. В его голосе отчетливо слышалась безудержная ненависть.

Лицо мага осталось бесстрастным.

— Не знаю, — сказал он. — Похоже, я сейчас вообще ничего не знаю. Только то, что мы за ним отправиться не сможем до тех пор, пока не переломим эту зиму. А как нам ее переломить?

— Ничего, переломим! — заверил его гном. — Мы ее непременно переломим — потому что должны, обязаны это сделать. И тебе это удастся, я в этом ни капли не сомневаюсь.

И тут маг невольно улыбнулся. Жесткие черты его лица сразу смягчились.

— Неужели ты не устал? — спросил он. — Целых сорок лет ты поддерживаешь меня — вот так!

— Нет, — просто ответил Мэтт Сорин. И тоже улыбнулся, скривив свой рот в гримасе, изображавшей улыбку.

Лорин осушил бокал с ушином, снова поморщился и сказал:

— Ну что ж, отлично. И все-таки я хочу связаться с Тейрноном, прежде чем мы ляжем спать. Ему следует знать, что Метран заполучил котел Кат Миголя и вместе с ним исчез… скорее всего направился на остров Кадер Седат.

Он говорил спокойно, самым обыденным тоном, но стоило ему произнести название этого острова, и оба ощутили озноб, как ощущали его всегда члены Ордена магов. Ведь тысячу лет назад на этом острове умер самый первый из магов Амаргин Белая Ветвь.

Мэтт, как всегда, служил Источником энергии, а Лорин осуществлял поиск. Им удалось отыскать Тейрнона через Барака — на расстоянии примерно дня езды от Парас Дерваля в обществе воинов Северной твердыни. Сообщив ему о полученных сведениях, они поделились с Тейрноном и Бараком своими сомнениями, которые, по их глубокому убеждению, ни в коем случае не должны были выходить за рамки Совета магов.

После окончания связи Лорин спросил:

— Ты не устал?

— Это было совсем нетрудно, — бодро откликнулся Мэтт. — Кстати, поможет мне уснуть.

И тут в дверь оглушительно забарабанили. Это никак не мог быть Брок: у него имелись ключи. Быстро переглянувшись, Лорин и Мэтт поступили так, как только и могли поступить, столько лет прожив вместе и будучи связаны неразрывными узами мага и Источника: вместе отправились открывать входную дверь.

За порогом под высоким ночным небом, где светили яркие звезды и плыла половинка луны, стоял бородатый человек, широкоплечий, не слишком высокого роста, и в глубине его глаз чувствовалась вечность. На руках он держал женщину без сознания.

Вокруг было очень тихо. Лорину показалось, что даже звезды в этот миг застыли и эта поздняя луна остановила свое скольжение по небосклону, когда этот человек сказал — густым и звучным басом: