Эва Бялоленьская - Маги Второго Круга

Прогулки под дождем не прошли Камушку даром. Певца разбудил его кашель и тяжелое дыхание. Одного взгляда на товарища, который трясся под одеялами, хватило, чтобы убедиться: Ткач иллюзий категорически должен остаться в кровати. Он прикрыл Камушка еще одним пледом и обещал, что пришлет служанку с завтраком. У Ткача иллюзий горели щеки и глаза были стеклянистыми от высокой температуры — без сомнений, ему придется порядочно отболеть свои ночные похождения. Певец про себя отметил, что о болезни Камушка следует поставить в известность кого-нибудь из лекарей. Он вспомнил, что его ждет еще и неизбежный разговор с Ветром-на-Вершине, а может, и допрос относительно случившегося (он решил отпираться до конца и полностью отрицать свою причастность к происшествию), а еще следует непременно сходить в баню и отмыть всю кровь. К тому же скоро предстоит условленная встреча с Серебрянкой… Сообразив все это, он понял, что денек предстоит очень хлопотливый. Да и к этому несчастному вельможному страдальцу тоже, наверное, следует заглянуть… одна радость: в этом во всем вряд ли найдется еще время для уроков.

Он пощупал ногу — она уже не так сильно болела, как ночью, хотя плохо гнулась, и он из-за этого довольно заметно хромал. Оценивающий взгляд в зеркало позволил ему убедиться, что глаз слегка припух, но это не очень бросалось в глаза, тем более что черты его лица и так не отличались выразительностью из-за обильной шерсти. В общем, ничего такого, что нельзя было бы списать на падение с лестницы в нетрезвом виде. А уж в его нетрезвое состояние все поверят без малейшего сомнения.

С часовой башни едва-едва сообщили, что наступил первый час, поэтому в трапезной в столь раннее время Ночной Певец застал только несколько сонных товарищей.

— А где Ка-а-амушек?.. — спросил его Повелитель ветров Диамант, широко зевая.

— Болен, — коротко ответил Певец, накладывая себе на тарелку порцию жареной репы и риса с мизерным количеством мяса. Видно, повар в этот день решил позаботиться о нежных юных желудках и не нагружать их слишком тяжелой пищей. Диамант только кивнул, сонно жуя. Он тут же потерял интерес к товарищу, полностью посвятив внимание содержимому своей тарелки. Болезнь Ткача иллюзий не была чем-то неожиданным. В последнее время Камушек постоянно кашлял и часто подхватывал насморк, к собственному раздражению. Он терпеть не мог ничегонеделания, а эти мелкие, но докучные хворобы мешали ему и в учении и в развлечениях.

Ночной Певец посмотрел на сидящих за столиками. Отсутствие Победного Луча Рассвета тоже никого не удивляло. Князь не унижался до того, чтобы есть с «простонародьем». Его личный слуга обычно молчаливый и неприступный — носил ему еду на подносе прямо из замковой кухни или доставлял разные лакомства из города.

«Пока князек не обзаведется новым прислужником, придется ему опуститься до нашего общества. Вот несчастье-то! — весело подумал Певец. — Но сдается мне, он уже всех там выстраивает, чтоб по струночке ходили, и скандалит, потому как с ним обращаются недолжным образом».

И пожал плечами. Какое ему дело до капризного князька? Ведь шкуру ему Певец спас, вот и хватит с него.

Но когда уже ближе к вечеру Творитель все-таки оказался около комнаты «князька», в ней царила тишина. Певец сначала прижался ухом к дверям. Никаких указаний, возглашаемых громким голосом, никакого шума, который мог бы свидетельствовать о том, что кто-то торопливо укладывает сундуки и разбирает мебель на части, удобные для переноски. Неужели этот паршивый типчик уже собрал свои манатки и вернулся домой? Но нет… внутри слышно было какое-то тихое урчание и шорохи. Ночной Певец бодро забарабанил костяшками пальцев по двери, а в ответ, к его дикому изумлению, изнутри донеслось вполне явственное и скорее враждебное «ррррооооаррр». Певец обалдел.

— Победный?!.

Двери открылись, а пораженный молодой Творитель чуть нос к носу не столкнулся с взъерошенной пантерой, которая предупреждающе махала хвостом. Испускаемый ею непрерывный монотонный рык напоминал грохот перемалываемых в мельнице камней и в переводе с кошачьего на человеческий язык означал, верно, нечто вроде «да я тебя без соли сожру».

— А чтоб мне облысеть… что происходит?.. — пробормотал под нос Певец, на всякий случай застывая неподвижно, точно столб.

— Это Карамелька, — отозвался знакомый голос, а из-за приоткрытой двери высунулась голова наследника рода Брин-та-эна. Не без капли удовольствия Ночной Певец тут же отметил, что невыносимый аристократик тоже явно не выспался (если вообще сумел сомкнуть глаза ночью), невероятно взлохмачен, а в его голосе слышится больше усталости, нежели обычного княжеского высокомерия и резкости. Он глянул на все еще порыкивающую пантеру. Ветер-на-Вершине использовал несколько контрольных слов, на которые реагировали его «киски». Но какое слово он использовал на этот раз? Ночной Певец знал два. Приятно было бы утереть нос заносчивому Искре, и молодой маг рискнул:

— Сливовый караван.

Огромная кошка продолжала испускать многозначительное «ррр», по-прежнему угрожая отгрызть конечности. Губы Победного Луча Рассвета изогнулись в насмешливой улыбке.

— Рыбий гребешок, — не сдавался Певец, в глубине души проклиная хайга и его изобретательность. Насмешливая улыбка князька стала еще более издевательской. Творитель, осененный внезапным проблеском вдохновения, потянулся прямо к разуму Искры, где нужное контрольное слово лежало прямо на самом верху — только возьми.

— Мраморная малина, — с превеликим удовольствием провозгласил Певец, а потом почесал за ушком пантеру, которая тут же успокоилась, будто ее зачаровали.

— Я с самого начала не сомневался, что эта охрана была неудачной выдумкой, — с горечью решил Искра, пытаясь снова закрыть двери. Но Певец надавил плечом и бесцеремонно ввалился в комнату.

— Выдумка? Неудачная? Почему ж ты сразу не скажешь: «В задницу такую охрану»?

— Потому что я не использую таких вульгарных выражений.

Певец пожал плечами:

— А, тогда я понимаю, почему аристократы такие мерзкие. Вместо того чтобы основательно выругаться и прочистить себе разум, вы подавляете в себе злость и не выбрасываете ее наружу. Каждый ночной горшок когда-нибудь надо выливать, господин хороший.

— Я тебе не ночной горшок! Зачем пришел?

Певец не ответил на этот вопрос. Он исподлобья приглядывался к Искре, снова бесцеремонно почесывая за ушами пантеру, которая явно с удовольствием отдавалась ласке, поскольку басовое урчание в ее горле приобрело мягкие нотки мурлыканья довольного кота. Она жмурила янтарные глаза и подставляла круглую голову под ладонь Творителя. Искра прикусил губу.