Татьяна Устименко - Сумасшедшая принцесса

В противовес жарким, солнечным дням, ночи в Черных горах всегда оставались холодными и мрачными. Громадные каменные валуны, ограждавшие долину от любопытных взглядов, вовсе не собирались отдавать накопленное за день тепло, скупо освещая окрестности своими слабо фосфоресцирующими боками. Зрелище мертвенной, засыпанной пеплом поляны, от холода подернувшейся серебристым инеем, вызывало содрогание. Уставшие за день караульные клевали носами. Генрих зябко повел плечами, покосился на сопящего прямо на холодном каменном полу Гурга, снял теплый шерстяной плащ и укрыл спящего друга. Потом вышел на поляну и поднял голову к темному ночному небу. Небо выглядело нехорошо. Да и что могло быть хорошо после всего случившегося нынешним днем? Рваные облака грязного серого цвета закрывали звезды. Генрих прошелся по поляне, пачкая сапоги и противно похрустывая при каждом шаге. Там и сям из-под слоя пепла виднелись обуглившиеся кости и оплавившиеся металлические части оружия. Уродливый череп горгульи, со свисающими лохмотьями чешуйчатой кожи, вперил в небо пустые глазницы, угрожающе выставив вперед пеньки выбитых зубов. Генриха передернуло, на этот раз уже не от холода, а от чувства гадливости. Мерзкие останки цеплялись за его сапоги тощими фалангами смердящих пальцев, словно не желая отпустить ускользающую от них жертву. Барон брезгливо сплюнул и резким взмахом попытался стряхнуть чью-то костлявую конечность, крепко-накрепко прицепившуюся к пряжке высокого сапога. Пальцы не отцеплялись. Не желая прикасаться руками к подобной дряни, Генрих поднял вторую ногу и тяжело наступил на смачно треснувшие кости. И чуть не упал, потеряв равновесие. Мертвая до этого кисть лапы демона внезапно ожила, крепко ухватив его за щиколотку правой ноги. Генрих удивленно дернул ногу, но, еще мгновение назад казавшиеся мертвыми, кости тянулись следом за ним, на глазах обрастая мышцами и кожей. Холмики жирного пепла превращались в ручейки черной крови, быстро обволакивающей останки мертвых тварей. Воинство Ринецеи вновь обретало сожженную плоть. Изумленный Генрих наблюдал, как совсем рядом с ним костяк огромной горгульи сначала привстал, а потом уверенно выпрямился во весь свой огромный рост. В пустых глазницах твари загорелись угли кровавых глаз, горгулья жадно втянула воздух и, раскрыв пасть, усаженную лезвиями новых, еще более острых зубов, грозно взревела. Ее клич подхватили демоны, восстававшие из пепла по всей поляне. Генрих судорожно схватился за меч и испуганно попятился. Привлеченные движением, твари дружно повернули морды в сторону мальчика. Лязгнул выхваченный из ножен клинок, и Генрих, одним ударом снеся голову ближайшего ожившего мертвеца, бегом бросился к входу в пещеру, криком поднимая уснувших товарищей.

Глава 2

Магу-хранителю не спалось. Голова невыносимо болела такой нудной тягучей болью, словно в ней звенела сиротливая пустота, оставшаяся от полностью исчерпанной магической силы. Силы восстановятся не скоро, дней через пять – не раньше. Но старый маг совсем не удивлялся своему нынешнему, абсолютно немощному состоянию. На шестой сотне лет он был еще, пожалуй, покрепче многих своих товарищей. Вот, к примеру, Улод, маг-учитель нынешнего молодого Повелителя. Крон недовольно покосился в сторону соратника, клубком свернувшегося на соседней лежанке: совсем расклеился старик. Учитель спал неспокойно, жалобно постанывая в полудреме. Видимо, испытания сегодняшнего дня совсем вымотали Улода, за считанные часы превратив его из еще могучего пожилого мужчины – в дряхлую развалину. И это тоже не удивляло Крона. Тяжело оставаться в здравом уме и твердой памяти, бессильно наблюдая за тем, как на твоих глазах гибнут жестокой и бессмысленной смертью многие из тех, кого ты вынянчил своими руками. Крон еще немного повозился на тощей подстилке и, поняв, что освежающий сон так и не собирается осенить его своим спасительным крылом, поднялся и осторожно прошел по пещере, неслышно обходя спящих сильфов. Он вглядывался в бледные осунувшиеся лица соплеменников, горько сожалея, что не обладает в настоящий момент даже элементарной магией. Если бы он мог погрузить в не приносящий тяжелые сновидения покой хотя бы измученных женщин и детей… Большинство из них потеряли сегодня родных и друзей. Весь вечер в пещере царила паника, перемежавшаяся громким плачем напуганных детей и болезненными стенаниями раненых. Крону пришлось приложить немало усилий, для того чтобы успокоить всех бьющихся в истерике, перевязать всех страждущих и организовать горячий ужин для нескольких сотен человек. И что-то похожее на зависть промелькнуло в его душе в тот миг, когда он увидел, как спустившийся на короткое время в пещеру Генрих несколькими теплыми, рассудительными словами умудряется нейтрализовать витавшую в пещере растерянность. Маг возмущался и в то же время искренне восхищался огромной силой, проснувшейся в этот день в теле маленького мальчика, превратившей его в истинного Властелина. Десятилетний барон, не по возрасту высокий и широкоплечий, казался зрелым и мудрым Повелителем, вселяющим одним своим уверенным и сдержанным молчанием спокойствие в сердца испуганных подданных. Для измученных сильфов Генрих стал чем-то вроде единственного подарка судьбы, благим провидением, несущим надежду на то, что остатки их народа не сгинут бесследно. Достойная подражания и восхищения выдержка молодого Повелителя казалась им теперь единственным и последним барьером, отделяющим их от разрушительной ненависти жестокой лже-богини.

Крон миновал большую пещеру, заполненную легкими переносными лежанками, на которых вкушали неспокойный сон несчастные сильфы. Печальным взглядом отмечал он, как мало оставалось среди них боеспособных, не израненных в непрерывных боях воинов. И как много малолетних детей, которые, будь на то благословление судьбы, могли бы стать основой нового процветания племени. Ни у кого сегодня не хватило сил и смелости разойтись по своим личным подземным жилищам, пустые места в которых живо напоминали бы о погибших. Сильфы, объединенные одним всеобщим чувством растерянности и страха, сгрудились подобно стаду овец вокруг двенадцати Великих магов, превратившихся в обычных немощных старцев, способных только благодаря огромной силе воли оказывать сейчас хоть какую-то помощь своим соплеменникам. Да и помощь эта, откровенно говоря, заключалась в основном в благословениях и словах утешения.

Старый волшебник сокрушенно покачал всклокоченный головой, словно признаваясь в собственном бессилии. От всегдашней подтянутости и элегантности Крона не осталось и следа. Покрытая копотью, а местами и порванная, одежда мало соответствовала важному титулу мага-хранителя. Но стоило ли обращать внимание на такие мелочи. Постукивая концом посоха по каменным плитам, выстилавшим пол пещеры, сильф тяжело спускался по узким ступеням, ведущим из пещеры Совета вниз, к Озеру безвременья. Каждый шаг давался старику с неимоверным трудом, он подволакивал правую ногу и одышливо хрипел, но все же продолжал свой нелегкий путь, насчитывавший ровно сотню шагов. Воды озера звали и властно манили, обещая открыть такую-то страшную тайну. Крон поминутно оскальзывался на влажной узкой лестнице. Словно на обычную дубовую палку, наваливался на магический посох и молил богиню Аолу не допустить падения своего нерасторопного слуги. Спуск показался Крону бесконечным. Но, в конце концов, он миновал последнюю ступень и в очередной раз замер в немом восхищении на берегу Озера.