Евгений Адеев - Цена чести

Они выехали на Тропу. Последний раз мелькнули конские хвосты, и Лес сомкнулся за ними.

Барсук вздохнул, задумчиво глядя на то место, где лес поглотил Тропу. Издалека все еще доносился приглушенный топот копыт. «Вот так вот, — подумал волхв. — Еще один забавный случай на длинном жизненном пути. Всего лишь еще один забавный случай.»

— Исполать. — раздался за спиной тихий, но исполненный невероятной силы голос.

При звуках этого голоса сердце волхва враз захлестнуло холодной волной. Как всегда.

— И тебе по здорову, — не оборачиваясь, ответил Барсук, стараясь не выдать своего испуга.

— Далече молодца направил, — молвил голос. — Да не всю правду изрек. По что?

— Ты знаешь это лучше меня, — ответил волхв.

— Так по что?

— Ты знаешь. Нельзя взваливать на плечи больше, чем сможешь унести. Пусть ищет… а там, как судьба сложится.

— Верно речешь. Да только зрю, молодец-то гожий да упорный. И могута в нем великая. Окол всей земли русской обежит, все места потаенные обрыщет, обшарит… покуда не сыщет.

— А ну как сыщет? Что тогда? Потеряет буйну голову почем зря…

— Ты сам рек. Как судьбина сложится.

Волхв молчал, чувствуя за спиной присутствие силы, природы которой при всем своем жизненном опыте так и не постиг до конца. Да и не желал постигать.

За спиной тихо шелестела зелень леса. Звенящее поле простиралось докуда хватало глаз, с середины неба нещадно палило солнце.

Велигой повернулся к Репейке. Тот был молчалив и задумчив, чувствовал, что вот, уже скоро…

— Ну, — вздохнув, молвил витязь, — пора, друже. Спасибо за помощь. Тыре привет, и семейству его, пущай от моего имени тому обормоту, что тебя на улице зацепил вторую руку сломает. И обе ноги. На какое чудо руку поднял, дубина!

— Уже… пора? — губы дурачка задрожали. — А я думал, погостишь… Дымок с братаном как раз обещались щели в избе проконопатить… И крышу поправить…

— Прости, — грустно улыбнулся витязь. — Не судьба, значит. Не в радость мне будет гостить у тебя, когда такая тяжесть на душе. Вот справлю дело, тогда и приеду, обещаю. А я, как ты знаешь, если уж пообещал, так лоб расшибу, а выполню.

— Не свидимся боле… — всхлипнул дурачок.

— Еще чего! — воскликнул Велигой, а в носу вдруг предательски защипало. — Упыри ж меня не сожрали? Не сожрали, вот он, кажись, я. И Радивой мне ничего не сделает!

«Коли найду его…»

Репейка еще раз хлюпнул носом, утер глаза рукавом.

— Ну, добрый путь, Велигоюшко… — сказал он заплаканным голосом. — Заезжай. Не забывай.

— Не забуду, — пообещал витязь. — Ну, давай, удачи тебе. И вот еще совет: поезжай в Киев. Найдешь старого Бояна, княжьего певца-кощунника. Его там каждая собака знает, отведут. Скажешь ему, что Велигой Волчий Дух челом бьет, просит принять тебя в обучение. Ибо такому голосу как у тебя грех пропадать попусту. Заодно и к делу пристроен будешь. Запомнил?

Репейка кивнул, светлея на глазах.

— Так тебе и в правду понравилось? — спросил он уже почти счастливым голосом.

— Великими Богами клянусь! — сердцем ответил витязь. — Ну, все, смотри не заблудись! А, вот еще, постой! Скажи-ка: если я сейчас на восход двину, на черниговскую дорогу попаду?

— Да, только возьми чуть на полудень, там ближе, — ответил дурачок. — Ну, добрый путь!

— Счастливо! — молвил Велигой, поворачивая коня. Отъехав шагов на полста поднял коня на дыбы, махнул рукой.

— Прощай! — донесся до Репейки его голос, и дурачок вновь ощутил на глазах горючие слезы. А когда проморгался, увидел уже только далекий силуэт, стремительно удаляющийся на восход вдоль кромки леса. Репейка повернул лошадку, и знакомой тропинкой двинулся в родную весь.

Из кустов на опушке неслышно выскользнула серая тень, скрылась в высокой траве, легкой волной понеслась по полю во след удаляющемуся Велигою.

Глава 11

Эрик Йоргенсон пробежал пальцами по зачехленному лезвию огромного боевого топора, висевшего в ременной петле на поясе, поерзал, пытаясь устроиться в седле поудобнее. Пронзительно-голубые, веселые глаза задорно блестели из-за стальной личины. На лошади он мог сидеть как угодно, но только не так как надо, а главное, похоже, и не собирался учиться, из-за чего постоянно страдал. Но все равно упорно не желал уяснять для себя разницу между конем и драккаром. Впрочем, одно только то, что Эрик решился ехать верхом, уже само по себе являлось событием из рядя вон выходящим — его дружина предпочла топать пехом.

— Ну, значит, так, — неспешно начал Эрик. — Было это, в общем, пару зим назад, самым, то есть, летом. Мы в дружине Хольгерта болтались на «Клинке Асгарда» возле Оловянных островов, искали где бы высадиться, а то что-то там без нас совсем хреново стало. Ветер какой душе угодно, только с одной оговоркой: всегда в морду и всегда не к берегу. Штормит. Ну, не то чтобы только знай за банку держись, а так, препротивненько, препоганенько подштармливает. Грести ну ни какой возможности — одна радость, что хоть назад не сносит. Но ветер-то в морду только нам, а этому р-р-р-раздолбаю Сигурду с его охломонами в самую, значит, задницу, потому как вечно у него там гуляет. А они с Хольгертом как раз перед тем что-то там не поделили, сами, похоже толком не знали, что именно, но рога друг другу посшибать поклялись. И надо же было ему оказаться именно тогда, и именно там! В общем, проворонили мы, как он на своей «Мокрой Валькирии» к нам с наветренной стороны подвалил, а когда спохватились, поздно было — выгрести не выгребешь, выдохлись все, а парус вешать уже некогда… А Сигурд ба-а-альшой мастак по части абордажа. Был. В общем, не успели мы оружие похватать, как эти полудурки уже во всю у нас по палубе шарились. На меня как двое сигурдовых недотеп насели — только успевай щит подставлять. Прижали меня, значит, к борту — ну, думаю, попал, как у вас на Руси говорят, аки кур с корабля на пьянку, пущай старик Один место на лавке освобождает… А эти трое вчетвером на меня жмут — спасу нет…

— Только что двое было, — напомнил Велигой. — И как же это они исхитрились с наветренной стороны так незаметно подкрасться, если ветер вам в морду?

— Да что я их там, считал что ли? — отмахнулся Эрик. — А Сигурд — это такая хитрая сволочь, от него все что угодно ожидать можно. Было.

— Да ты его больше слушай! — Трувор соскочил с телеги, пошел рядом. — Ему ж не соврать — не рассказать.

— Это когда я врал? — возмутился Эрик.

— Всегда.

— Да ты… да я… Ну и негодяй же ты, Трувор Нильсон!

— Ну-ну! Как здесь, на Руси говорят, неча на зеркало пенять, пока по роже не получил…