Клайв Льюис - Последняя битва

В Нарнии теперь хозяйничали одни драконы и ящеры. Они бродили туда-сюда, вырывали с корнями деревья и ломали их, словно стебли ревеня. В считаные минуты лес исчез, страна сделалась голой, стали видны все неровности, все эти пригорки и лощинки, незаметные прежде. Трава исчезла. Тириан с удивлением смотрел на мир голых скал, голой земли. Трудно было поверить, что когда-либо здесь что-то жило и росло. А чудища старились, ложились на землю, умирали; мясо их высыхало, съёживалось. Вскоре остались лишь огромные скелеты среди мёртвых скал, словно все это произошло тысячи лет назад. Долго всё оставалось в безмолвии.

И вдруг что-то белое – длинная, ровная, белая полоса, блеснувшая в свете звёзд, двинулась к ним с восточного края земли. Неведомый звук широкой волной разорвал тишину: сначала будто шёпот, потом шум, потом рёв. Это была стена бурлящей воды. Поднялось море. На открытой, как пустыня, земле всё было хорошо видно. Видно, как разливаются реки, как озёра становятся шире, сливаются в одно, долины превращаются в новые озёра, а холмы – в острова и острова эти исчезают. И вересковые пустоши слева от них, и высочайшие горы справа от них с грохотом и плеском осыпались, сползли в бушующие волны; вода бурля подошла к самому порогу Двери, но не проникла за него и теперь пенилась у самых передних лап Аслана. И вот от порога, где они стояли, сколько хватало глаз простёрлась ровная гладь воды до самого горизонта, где она сливалась с небом.

Вдруг там блеснула полоска печальной и зловещей зари; она росла над водой, становилась ярче и светлее, и вот они уже перестали различать свет стоящих за ними звёзд. Наконец взошло солнце. Увидев его, лорд Дигори и леди Полли тихонько кивнули друг другу. Однажды, в другом мире, у них на глазах умерло солнце, поэтому они сразу поняли, что и это солнце умирает. Оно было втрое – нет, в двадцать раз больше обычного и тёмно-тёмно-красное. Лучи его упали на гиганта Время, и он тоже сделался красным, и всё пространство безбрежных вод сделалось как кровь.

Взошла луна, совсем не там, где положено, очень близко от солнца, и тоже казалась красной. Языки пламени потянулись к ней от солнца, словно змеи или усы багрового огня. Солнце было как спрут, оно будто пыталось притянуть к себе луну огненными щупальцами. Наверное, оно и притянуло: луна двинулась, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, пока языки пламени не сомкнулись вокруг неё и не стали огромным шаром, подобным горящему углю. Громадный кусок огня отвалился от него и упал в море; облако пара поднялось вверх.

И Аслан сказал:

– Пусть наступит конец.

Гигант бросил рог в море. Потом протянул руку – она казалась совсем чёрной и тянулась на тысячи миль, через всё небо, пока не дотянулась до солнца. Он взял солнце и сжал его, как апельсин. И тут же наступила полная тьма.

Все, кроме Аслана, отпрыгнули назад, словно ошпаренные резким студёным ветром. Края Двери покрылись льдом.

– Питер, Верховный Король Нарнии, – сказал Аслан, – закрой Дверь.

Дрожа от холода, Питер наклонился в темноту и потянул Дверь. Она заскрипела по льду. Потом довольно неловко (потому что за несколько секунд руки его посинели и онемели) он вынул золотой ключ и запер её.

Всё, что они видели за Дверью, было удивительным. Но ещё удивительнее было увидеть тёплый дневной свет, голубое небо, цветы под ногами и смех в глазах Аслана.

Он быстро обернулся, припал к земле, хлестнул себя хвостом и бросился вперёд, на запад, как золотая стрела.

– Дальше вверх! Дальше вглубь! – крикнул он через плечо. Но разве мог кто-то за ним угнаться? И они потихоньку направились следом.

– Итак, – сказал Питер, – ночь пала на Нарнию. Люси, ты плачешь? Когда мы все здесь и Аслан ведёт нас?

– Не останавливай меня, Питер, – отвечала Люси. – Аслан не стал бы. Я знаю, я уверена, тут нет ничего дурного – оплакивать Нарнию. Подумай о всех, кто остался там, мёртвый, замёрзший, за этой Дверью.

– Я надеялась всей душой, – сказала Джил, – что она будет всегда. Наш мир не может. Я думала, Нарния может.

– Я видел её рождение, – промолвил лорд Дигори. – Не думал, что доживу и увижу её смерть.

– Государи, – сказал Тириан, – леди правы, что плачут. Я плачу и сам. Я видел, как умирала моя мать. Какой мир, кроме Нарнии, я знал? Не стойкостью, но великой неучтивостью было бы не оплакать её.

Они пошли прочь от Двери, от гномов, всё ещё сидевших кружком в своем воображаемом хлеву. Они шли, говорили о старых войнах, о днях мира, о древних королях и всей славе Нарнии.

Псы бежали рядом, но говорили мало – нужно было всё обнюхать. Они бегали кругами взад-вперёд и нюхали, нюхали, пока не начали чихать. Вдруг что-то их взволновало, и они заспорили: «Да, это он». – «Нет, не он». – «Я об этом и говорил – каждый почует». – «Убери-ка нос, дай я понюхаю».

– Что там, двоюродные братья мои? – спросил Питер.

– Тархистанец, государь, – в один голос залаяли псы.

– Где же? Покажите! – сказал Питер. – Как бы он ни встретил нас, мы будем ему рады.

Псы бросились вперёд, потом примчались назад, причём так быстро, будто от этого зависит их жизнь, и с громким лаем сообщили, что это действительно тархистанец. (Говорящие псы, совсем как обычные, ведут себя так, словно всё, что они делают, невероятно значительно.)

Друзья последовали за псами. Молодой тархистанец сидел под каштанами у чистого ручья. Это был Эмет. Он тут же встал и церемонно поклонился.

– Сударь, – сказал он Питеру, – я не знаю, друг вы мне или враг, но и то и другое – честь для меня. Разве не сказал поэт, что доблестный друг – величайший дар, а доблестный враг – дар не меньший?

– Сударь, – отвечал Питер, – есть ли нужда нам враждовать?

– Расскажите, кто вы и что с вами случилось, – попросила Люси.

– Наверное, это долгий рассказ, давайте попьём и присядем, – пролаяли псы. – Мы совершенно выдохлись.

– Ещё бы, мчались всю дорогу сломя голову, – сказал Юстэс.

Итак, люди уселись на землю, а собаки с шумом напились из ручья и тоже уселись, часто дыша и свесив языки. Алмаз остался стоять, полируя рог о белую шкуру.

Глава пятнадцатая

Дальше вверх и дальше вглубь

– Знайте, о доблестные короли, – сказал Эмет, – и вы, о леди, чья красота озаряет вселенную: я – Эмет, седьмой сын Харфы-тархана из города Ташбаан, что к западу от пустыни. Я пришёл в Нарнию позже многих, отряд наш в двунадесять и девять копий вел Ришда-тархан. Услышав впервые, что поход наш на Нарнию, я возликовал, ибо много слышал о вашей стране и жаждал встретиться с вами в битве. Но едва я узнал, что мы должны вырядиться торговцами (какой позор воину и сыну тархана!), что мы должны лгать и хитрить, радость покинула меня. Но худшее было впереди – нам велели прислуживать обезьяне. Обезьяна же объявила, что Аслан и Таш – одно, и мир потемнел в моих очах. Ибо с детства моего я служил Таш с великим желанием познать её глубже и, быть может, когда-нибудь взглянуть ей в лицо. Но имя Аслана было мне ненавистно.