Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

— Не ищи чужой вины, молодший, — отступил от него Стимар. — Делай, как велю. Раз вызвался.

— Как велишь, княжич, — поклонился ему слобожанин и тоже отступил на шаг, на другую льдину.

Стимар вдруг зажмурился и тряхнул головой, будто хотел сбросить зацепившуюся за его волосы посреди дня летучую мышь.

Брога так и не узнал, что мгновением раньше княжич едва не перекрестил его на дорогу и не сказал «иди с Богом», да опомнился и подумал, что только напугает слобожанина и тот поспешит не к ромеям, а в овраг, разыскивать свой оберег.

В памяти силенциария Филиппа Феора тот день остался коротким и злобным шипением, с которым гасли, падая в реку рядом с галерой, горящие стрелы.

Корабль плыл к северскому граду, и навклер[56] щелчками языка и кнута подгонял гребцов. Торговцы поглаживали себя по коленям. Они шевелили толстыми пальцами, в мыслях своих нежно поглаживая северские меха, еще не купленные ими на золотые монеты, парчу и пряности. Они облизывали губы и глотали слюну, дожидаясь северского меда.

Силенциарий же сидел, сцепив руки в замок и все сильнее упираясь ногами в доски, словно так хотел остановить корабль. Во рту у него было сухо. Каждый взмах весел гнал ему в сердце новую волну дурного предчувствия, появившегося еще на рассвете.

Он услышал стук копыт, смешанный со стуком сердца и тревожным шепотом, каким варвары произносят свои обережные заговоры. Приоткрыв глаза и увидев на берегу, далеко впереди, всего одного всадника, он тут же вновь опустил веки. Всадник соскочил с седла и, не став искать места для спуска, с разбега прыгнул в воду. По всплеску силенциарий узнал того варвара, который встречал княжича в рассветном тумане.

— Кир Филипп! — раздался слишком близко от силенциария слишком громкий для него голос начальника корабельной стражи. — Он плывет к нам.

— Поднимите! — велел силенциарий и поморщился: грубое дыхание, шумевшее около него, мешало слушать.

Вскоре об воду шлепнул конец корабельного вервия, и стражники, словно большую рыбу, вытянули пловца на корабль, а потом подвели к Филиппу Феору. Только для того, чтобы не пугать и не оскорблять варвара, он приоткрыл глаза.

Варвар, с которого по доскам ручьями растекалась вода, не поклонился, приложив руку к сердцу, как обычно делают славяне, и не сказал никакого приветствия, а сразу сообщил, что княжича род не принял, что у княжича порчена кровь, ибо так вещал Глас Даждьбожий, их верховный жрец.

В дыхании варвара послышался зимний ветер гиперборей, и силенциарию показалось, что его губы белы от инея. Он пригляделся, но привык не слишком доверять глазам.

— Повтори! — велел он, плотнее закутываясь в свой гиматий.

И еще дважды заставил он повторить охотника то запретное слово, которым варвары-славяне именуют оборотня, и всякий раз удивлялся, что варвар не творит своих обережных знаков.

Наконец у блюстителя дворцовой тишины заложило уши.

— Волкодлак… — проговорил он сам и почувствовал во рту горечь с привкусом сажи.

Он отвернулся к берегу и некоторое время наблюдал за кобылой, двигавшейся вдоль воды за кораблем. Корабль все еще плыл в сторону северского града.

Силенциарий поблагодарил варвара и сказал, что тому пора возвращаться.

— Княжич не велел вам подходить к его граду, — твердо повторил славянин.

— Помню твое слово, — качнул головой силенциарий и протянул варвару золотую монету.

Тот, однако, отшатнулся от нее, как от протянутой ему в лицо змеи, и одним махом прыгнул с корабля в реку.

Начальник стражи вопросительно поднял бровь.

— Пусть уходит, — распорядился Филипп Феор.

Один из охранников отступил от борта, и ромейская стрела нехотя отпустила натянутую тетиву его лука.

Торговцы смотрели на силенциария во все глаза, и ему показалось, будто все его лицо, обветренное ледяным северным ветром, уже покрылось коростой инея.

— Вы хотите купить себе смерть? Разве она здесь имеет большую ценность, чем та, за которой можно отправиться в Персию или в Египет? — спросил он их, пытаясь оставить на своих застывших губах хотя бы тень улыбки. — Если нет, тогда почему мы все еще идем против течения?

Когда берега поменялись местами, Филипп Феор снова попробовал на вкус чужое слово:

— Волкодлак, — прошептал он и понял, что варваров так и не удалось провести.

Силенциарий Филипп Феор знал Тайну. Еще семь лет тому назад он как-то поутру услышал неподалеку от Консистории[57] шаги варварского княжича и шелест парчи, похожий на шелест лавровых листьев на ночном ветру. Мальчишка крался под занавесями, думая обмануть спафариев у входа в Тронный зал и подсмотреть за василевсом. Это была излюбленная забава всех маленьких варварских рексов, которых держали во дворце. Походка княжича изменилась за последние дни, и теперь звук его шагов не понравился силенциарию. В тот же день он высказал свои опасения Первому хранителю свитков, ведавшему обучением маленьких варварских рексов, которых держали во дворце.

— Славянский щенок совсем перестал хромать, — для начала заметил он.

— Дело пошло быстрее, чем думали, — остался доволен хранитель.

— Не перестарались бы мудрые наставники, — осторожно добавил силенциарий. — Сегодня он выходил на охоту… однако же, когда подбирался к добыче, слишком рано выпустил когти… и выгнул спину.

Хранитель нахмурился и пристально посмотрел на Филиппа Феора.

— Он от рождения вспыльчив и склонен к падучей, — продолжал силенциарий. — Не в моем ведении… и не мое дело знать, что теперь делают с ним в нижних пределах Халкея… но я предполагаю, что отвары слишком круты… и снадобья слишком сладки на вкус. Его сила и его желания могут проснуться слишком рано. Когда он вернется, его родственики могут заподозрить неладное. Все варвары обладают звериным чутьем… Особенно в своем роду Если случится непоправимое, то случится слишком поздно.

— Я передам твои опасения Учителям, — хмуро пообещал Хранитель опечатанных слов.

Варварскому щенку в тот день удалось подсмотреть, как василевс собственной рукою прикладывает к свитку пурпурную печать. Он мог похвалиться перед сверстниками и подняться в их глазах. Но он забылся, глядя на мраморно-белую руку василевса и не почувствовал, как пол под ним дрогнул от тяжелой поступи спафария. Княжича высекли, как и полагалось, когда рексов ловили за их забавой. Он укусил дворцового палача за большой палец и не пролил ни одной слезы.

— Волкодлак, — и в третий раз повторил силенциарий Филипп Феор.