Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф

— Хитрый, — подтвердил я с готовностью. — Меня потому и послал наш вождь, такой же мудрый, как ваш, к этим людям, чтобы я подготовил все для нашей победы. Ты ж видел, я и тебя выпустил! Но это пустяк, мы сделаем намного больше, когда начнется Великая Битва огров с этими презренными людьми.

Он вздохнул, поскреб в затылке.

— Да, ты — хитрый. И терпеливый. Я бы так не смог.

Леди Элинор вздохнула, медленно открыла глаза. Ноздри ее затрепетали, сразу уловив мощный звериный запах. Не вставая, повернула голову и взглянула в нашу сторону. Я видел, как она смертельно побледнела, завидев нас с огром в трех шагах, попыталась вскочить, но силы возвращаются медленно, болезненно охнула, лицо исказилось.

— Ваша милость, — сказал я успокаивающе, — с вами все в порядке? Вы не против, что мы тут сидим, лясы точим, про баб разговариваем? Но о чем еще мужчинам разговаривать?

Ее брови взлетели на середину лба, глаза округлились, как у испуганной совы, она силилась закричать и не могла. Трор осмотрел ее оценивающе, сказал громыхающим голосом, от него затрещали деревья и взметнулись упавшие листья и ветки:

— Мелковата… Но, может, все-таки съедим?

— Больно худая, — сказал я авторитетно. — Вот служанки у нее… ох!.. сочные, молоденькие, лакомые…

Он вздохнул, посмотрел с завистью, уверенный, что я каждую ночь съедаю по одной, леди Элинор осторожно села, я поднялся, хлопнул его по плечу, мы как раз вровень, когда он сидит на земле.

— Ладно, нам надо ехать. Спасибо за интересную беседу!

Он не поднимался, давая нам кое-как взобраться на испуганных коней, я отвязал их от дерева, и кони вскачь понесли из леса, не слушая команд. Леди Элинор время от времени вздрагивала, молчала и, лишь когда кони вынесли нас из леса, а впереди показалось озеро с освещенным заходящим солнцем ее замком, спросила:

— Что это за чудовище?

— Огр, — ответил я.

— Я вижу, что огр, — сказала она, ошеломленная настолько, что даже не рассердилась. — Почему он… так себя вел?

Я очень удивился:

— Ваша милость, а как же иначе?.. Я сразу же вежливо поздоровался, попросил у него разрешения побыть немного в его лесу, он же хозяин! Сказал ему, какие у него широкие плечи и какой рост, это все мы, мужчины, любим слушать… а потом поговорили о том о сем. Ну, это вам неинтересно, ваша милость.

— Про баб, — вспомнила она, — ну, конечно, это не совсем интересно, хотя, конечно, о женщинах с огром?.. Все-таки не пойму, почему он нас оставил в живых!

— Дык я ж поздоровался, — объяснил я снова с бесконечным терпением, как нужно, когда разговариваешь с женщиной, даже очень знатной, все равно дура, — а еще и спросил разрешения!.. Мы ж, как я понимаю, вторглись без разрешения?

Кони прошли по кромке берега до моста, копыта застучали по дощатому настилу. Леди Элинор ответила с раздражением и одновременно — смятением:

— У кого разрешения?.. В этом лесу отродясь никаких огров не было!.. Неужели и он как-то сумел пройти из вашего свернутого феода?

Я покачал головой:

— Нет. У нас вообще нет огров.

— Тогда как ты сумел с ним так… мирно?

Я спросил с удивлением:

— А как же иначе? Я ж человек мирный. У нас там все мирные. Я со всеми дружу, никого не обидю. А как ты к людям, так и они к тебе. Добрый я, ваша милость!

Она взглянула на меня как-то странно, вздохнула. Кони миновали мост и уже медленно побрели к замку. Мне показалось, что еще вздрагивают от пережитого страха.

— Ты странный человек, — произнесла она. — Теперь видно, насколько жизнь в твоем королевстве отличается от нашей. Иди в людскую, пусть тебя покормят, если сам не догадаешься, а потом поднимись в мои покои. Я хочу порасспросить тебя кое о чем.

Я пробормотал:

— Все, что угодно. Только я так мало знаю…

— Это тебе так кажется, — заверила она. — Для тебя привычны ваши шестилапые курдли, ишь, портят вам огороды, а нам они в диковинку. Потому расскажешь все, что буду спрашивать. Иди!

Ее голос хлестнул, как хлыстом. Мои ноги сами задвигались, я почти побежал через двор, на пороге в людскую подумал смятенно, что эта зараза воспользовалась магией, ну не мог же я послушаться вот так, потом сообразил со стыдом, что в последнее время я красовался на белом коне. Даже король не мог заставить дрожать мои поджилки, а здесь я настолько настроился кланяться и гнуть спину, что мой седалищный нерв тут же включил рабскую струнку! Вон так раба выдавливаешь из себя по капле, а как обратно — так сразу и много!

В людской в камине полыхают долгоиграющие поленья, пахнет чесноком и луком, у очага только Марманда, помешивает длинной поварешкой в котле. Под противоположной от входа стеной кресло с высокой спинкой, вчера я еще не заметил. Человек в синем остроконечном колпаке с расширяющимися полями, в такой же синей мантии сидит неподвижно, опустив на широкие подлокотники высохшие руки, больше похожие на птичьи лапы. Жидкие седые волосы переходят в усы и бороду, все это роскошным покрывалом, как толстый слой снега, ниспадает на грудь и плечи, закрывая их так, что уж и не знаю, есть ли у него плечи или это все роскошная борода.

Брови тоже снежно-белые, кустистые, даже глаза старчески выцветшие, блеклые, а о высоком положении этого человека говорит разве что резной посох в правой руке: дерево вроде бы как дерево, разве что покрыто хорошим лаком, зато в навершии такой огромный рубин, что я не знаю, есть ли короли, имеющие такие в сокровищнице.

Я застыл на пороге, а он величественно кивнул мне с высоты кресла.

— Ты и есть человек… из свернутого королевства?

— Глупости, — ответил я вежливо. — Ничего оно не свернутое. Это здесь все какие-то свернутые, завернутые и перевернутые. Да еще и гэпнутые.

Он усмехнулся.

— Но ведь ты вышел, как объяснил моей хозяйке, и потерялся? А теперь стал гостем в нашем мире?

— Все мы гости на этой планете, — пробормотал я. — Только одним наливают в банкетном зале, а другим — на кухне.

Испугался, что сказал слишком красиво или умно, но старик, видимо, не заметил, такие сами живут среди умностей, для них это привычно, смотрит с интересом.

— Меня зовут Уэстефорд, — сказал он. — Я помогаю нашей хозяйке в составлении различных ингредиентов. Для волшебства. Марманда, обед готов?

Она сказала с хмурым удивлением:

— Неужто отведаете моей стряпни?

Он отмахнулся:

— Мне моя жизнь еще нужна. Корми этого потеряльца, а то он на голодный желудок ничего сказать не сможет.

Я ждал, пока Марманда нальет мне похлебки из баранины, неспешно хлебал горячее, Уэстефорд посматривал на меня со снисходительным любопытством. Мне он не то чтобы не понравился, но уж слишком подчеркивает свое превосходство, как будто нужно подчеркивать и без того заметную разницу между простолюдином низшего ранга и приближенным к хозяйке.