Сильва Плэт - Крушение дома Халемов

Несколько лет назад на детском турнире сердце неутомимого насмешника Ко дрогнуло, потому что ужасно нелепый малыш с перевязками цветов Дар-Умбра на предплечьях устал от грубых подначек зрителей и разрыдался. Ко на глазах у всех перелез через ограждение, схватил плачущего Китти в охапку и утащил в Хангафагон. Посадил там на скамейку под чалами, угостил грязным яблоком, вытащенным из кармана — и с удивлением обнаружил, что этого оказалось достаточно, чтобы за ним стали преданно следить огромные черные глаза, каждое его слово — ловить уши, похожие на два больших лопуха с эсильских болот, а по утрам — когда он просыпался в хаяросской резиденции Дар-Халемов — его все чаще и чаще стало будить осторожное постукивание в окно и умоляющий голос: «Кооо! Это я! Давай позавтракаем вместе!»

Трансформация не только не заставила Койю забыть нежные чувства к «бессмысленной мелочи», как иногда в сердцах именовали Китти старшие братья Халемы. У леди Дар-Умбра теплело на душе, когда она находила на тумбочке возле кровати очередной букетик скромных умбренских цветов, и тягуче сжималось сердце при виде Китти, еле волочащего ноги после тренировки с лордом Хару. Не говоря уже о том, что на второй день после переезда в замок Хару

Дар-Умбра Койя обнаружила себя гневно потрясающей кулаками на пороге спальни сына (именно как о сыне она и думала о нем с тех пор): в комнате был полный и окончательный беспорядок, который только и способен сотворить одиннадцатилетний мальчишка, лишенный материнского глаза. Кинжалы — детские затупленные и вполне взрослые, конская упряжь, какие-то свитки, потрепанные перчатки — все незамысловатое барахло аккалабатского дара валялось где ни попадя, и было очевидно, что к текущему состоянию комнату приводили не один месяц. Койя издала воинственный клич, который подкинул Китти с постели, и приступила к исполнению материнских обязанностей.

Несмотря на скептические ухмылки лорда Хару, ему скоро пришлось убедиться, что трансформация не затронула только боевые рефлексы Ко. В остальном его жена проявляла все черты истинной леди Аккалабата: беспорядка в доме она не терпела, садовника, посмевшего не выполнить указание по поводу одной разнесчастной клумбы, выгнала в тот же день, а Китти, при всей отчаянной любви к нему, держала в ежовейших рукавицах. О том, чтобы не явиться домой к обеду, увлекшись исследованием очередной бесконечной пещеры, которыми были изрыты все внутренние отроги Умбрена, он и думать забыл. Но при всей любви и уважении к Койе — жене и матери, мужчины семейства Дар-Умбра были единодушны в одном: в делах, касающихся турнира, она голоса не имела. Более того, когда Койя попросилась однажды посмотреть на тренировку, ответ мужа был не просто резким, но грубым. Китти только посмотрел извиняющеся и вздохнул. Койя попробовала поднажать — вечером, когда страсти, казалось бы, улеглись, но, к ужасу и изумлению своему, натолкнулась на ледяное: «Асгир себе такого бы не позволил, хотя не хуже тебя все помнил.».

Она и думать забыла, что у Китти была когда-то мать, леди Аса, смотревшая печально и строго с единственного портрета в небольшой семейной галерее Дар-Умбра и ушедшая так предательски, так слабовольно, когда мальчишка, обделенный способностями, больше всего на свете нуждался в ее заботе. «Что же ты, Аса? — безмолвно спрашивала Койя, придвинув подсвечник поближе к бледному, вытянутому лицу с миндалевидными глазами и тонко очерченной линией носа. — Что же ты их оставила? Тем более, если, как утверждает Хару, «все помнила»? Он же ничего не умеет, наш сын. Слышишь меня? Он ничего не умеет».

За этими ночными разговорами и дневными тревогами за Китти уходила на второй план жалящая тоска по своей любви, все реже вспоминалось ощущение сильных тонких пальцев, обводящих медлительно грудь; губ, сдавливающих сосок, поднимающихся вверх к шейной впадинке, застывающих там ненадолго, исследующих все тело — властно, но нежно; забывались пробуждения — у него на плече, под пеленой его светлых волос, перемешанных с ее, темными; истомленный желанием шепот в ухо: «Койя. наконец-то». Все уходило, заслоняясь хозяйственными заботами и надвигающейся катастрофой.

За год совместной жизни лишь один раз лорд и леди Дар-Умбра выбрались в свет — на свадьбу старшей сестры. Рейвен и Элла праздновали на широкую ногу. Жалко, что Хару не согласился почему-то взять Китти. Да и тот особенно не настаивал. Очевидно, ссора во дворце еще пролегала тенью между семействами Умбра и Кауда. Койя сама тогда оторопела от того, как Рейвен, всегда насмешливо-высокомерный, сорвался на Хару, какую грязную брань он выкрикивал. Да, конечно, он был не в себе от собственной нерешительности, да, он завидовал неимоверно смелости лорда Хару, не побоявшегося взять в жены ее, Койю, раздетую перед всеми. Он, безответно и безнадежно столько лет мечтавший об Элджи, взрослый мужик, владеющий богатейшим дариатом Империи, растерялся, увидев любимого человека таким. униженным, сломанным, выставленным на посмеяние всем — до последнего — дарам Аккалабата. Растерялся и испугался что-нибудь сделать. Койя ему не завидовала. Представляла себе бессонные ночи, которые он должен был провести, чтобы явиться спустя неделю в резиденцию верховного маршала со своим предложением, представляла себе оттопыренную в усмешке губу Меери — у этого-то точно не было ничего святого.

Ей даже жалко было лорда Рейвена. И идеальное его поведение с Эллой после того, как предложение было принято, она оценила. Сами они с лордом Хару обвенчались по-тихому, среди своих. Свадебный бал леди Эллы роскошью мог затмить королевский. Койя даже не удержалась — приподняла сзади на сестре юбку: «Давай помогу тебе таскать самоцветы. Их же несколько килограммов!» Элла окрысилась и юбку отобрала. Но выглядела замечательно, хотя для порядку пару раз и всплакнула. Даже отец, казалось, оттаял, глядя на дочернее счастье. Красовался в новом, подаренном зятем ораде, с маршальским жезлом, ласково трепал Койю и Эллу по голове и называл «мои девочки».

Сола с лорд-канцлером, естественно, семейное мероприятие вниманием не почтили. Зато лорд Рейвен первым пригласил сестру жены танцевать. Это он умел делать, Койя даже задохнулась под конец быстрого танца — такое вытворяли с ней руки партнера. Поклонившись, он не сразу проводил ее к мужу, а посмотрел прямо в глаза и сказал: «Леди Койя, я хотел бы с Вами очень серьезно поговорить. Не сегодня. Но в ближайшее время». Пока она соображала, что бы ответить, снова сменил выражение на игривое и вручил ее с подобающими комплиментами лорду Хару.

Поговорить им так и не довелось. Леди Элла, неимоверно быстро оказавшись беременной, сразу же объявила, что переносить это тяжелое состояние согласна, только уцепившись мужу за полу орада. И лорд Рейвен, никогда не выносивший чужого давления, смиренно вздохнул и затворился у себя в замке. Меери сочинил по этому поводу глумливый куплет и распевал его по всем тавернам Хаяроса.