Дмитрий Емец - Светлые крылья для темного стража

— Мой рыдван! Ничего так — колесики пока крутятся.

— Ого! Отвертки нынче на подъеме? — оценил Эдя.

— Какие там отвертки? Я уж и забыл о них. Говорю тебе: три капли — и сразу переть начинает! Так что, согласен? Учти, это я тебе по старой дружбе! Не кому попало предлагаю!

— Я подумаю, — сказал Эдя.

Грошиков сел в джип и укатил, старательно нарушая все правила, которые можно было нарушить на коротком отрезке дороги. Эдя проводил его задумчивым взглядом. Судя по всему, дела у его знакомого шли неплохо.

— Вот тебе и гуру, — сказал Хаврон.

Глава 6

Испанский поцелуй японского лейтенанта

Люди, — решил я, — страдают потому, что лишены чего-то, что они считают благом, или потому, что, обладая им, боятся его лишиться, или потому, что терпят нечто, кажущееся им злом. Упраздните такое убеждение, и все страдания рассеются.

Улита сидела в единственном кресле в квартире Эссиорха и, закинув ноги на стул, шевелила пальцами на ногах. Нетерпеливо сброшенные туфли валялись в разных углах комнаты. Эссиорх, недавно вернувшийся от скульптора Кареглазова, плескался в душе — смывал с себя смог и гипс.

Из кухни появился Корнелий. Он только что втянул в рот последнюю нить морской капусты, и теперь от него пахло йодом.

— Слушай! Выходи за меня замуж! — с ходу предложил Корнелий.

— За чего? — не расслышав, переспросила Улита.

— Замуж! — повторил Корнелий.

Улита порозовела. Всякой девушке лестно, когда ее зовут замуж. Даже если она ведьма. Увы, приходилось отказывать и разбивать сердце.

— Обойдешься! — ответила Улита.

Корнелий деловито кивнул. Дожевывая морскую капусту, он достал блокнот с пожарником и карандашом поставил минус. Улита заинтересовалась.

— Что ты делаешь?

— Ничего. Так, заметки для памяти, — уклончиво ответил Корнелий.

— Для памяти? — с обидой переспросила Улита. — Хочешь сказать, без блокнота ты забыл бы, что я тебе отказала?

Корнелий не стал это отрицать.

— Ну… э-э… день длинный, впечатлений много… — сказал он.

Улите его уклончивость не понравилась. Ничего себе день длинный, впечатлений много! Женщина за всю жизнь может ни разу не поинтересоваться, как звали дедушку ее дедушки и кто он был по профессии, может с легкостью забыть номер собственного сотового, но никогда не забудет человека, сделавшего ей предложение. Даже если она ему отказала.

Улита решительно отловила Корнелия в дальнем углу комнаты и на правах несостоявшейся жены отобрала у него блокнот.

— Двенадцать минусов и три плюса. Это еще что за фокусы? А ну отвечай! — потребовала она.

— Да так, просто материалы для будущей диссертации, — неохотно признался Корнелий. — Сегодня мне отказали двенадцать раз и три раза сказали «да»… Ну минусы ладно, переживу. А вот что делать с плюсами — проблема. Люди же ждут, наверное, каких-то дальнейших действий.

— Каких дальнейших?

— Ну не знаю… Кольца там и все такое. Я же страж света. Мне обманывать не положено. Снова, значит, выговор влепят.

В ванной перестала, наконец, плескать вода. Дверь открылась, и появился Эссиорх, похожий на статую языческого бога, из соображений нравственности обмотанную полотенцем с пальмами. На ногах у него звонко шлепали резиновые тапки. И полотенце, и резиновые тапки были подарком Улиты, поскольку Эссиорх так и не сумел отыскать неудачливых полотенец и неудачливых шлепок.

У Улиты, которая по дороге к Эссиорху съела только одну шоколадку, вспыхнуло слезливое желание пожалеть себя.

— Тетушка-природа мечтает усредниться и растерять все свои генетические успехи. Длинношерстные персидские кошки влюбляются в жутких котов с помойки. Баскетболистам нравятся коротконогие толстушки, а пухлым безусым блондинам суровые метательницы молота. Не потому ли я, такая чуткая, умная и совершенная, влюбилась в тупого мускулистого механика, эту бездумную подставку для мотошлема? — произнесла она с надрывом.

«Бездумная подставка для мотошлема» остановилась и с подозрением уставилась на Корнелия.

— Ты ее не кусал? — спросил Эссиорх.

— Не-а! — сказал Корнелий. — Она сама кого хочешь загрызет!

— А ты помолчи, женишок несостоявшийся! — парировала Улита.

Корнелий смущенно замолчал.

— О чем это она? — не включился Эссиорх.

— Да так, ни о чем, — быстро сказал Корнелий.

Он посмотрел на часы и, насвистывая, стал собираться на свидание с одним из плюсиков в блокноте. Флейту Корнелий спрятал в переброшенную через плечо компьютерную сумку. Там уже лежали несколько депеш Троила, которые Корнелий давно собирался доставить адресатам, но ему мешали роковые обстоятельства. Такие, например, как встреча в научных целях с очередной девчонкой или стрельба маголодиями по суккубам.

— Слушай, это же срочные депеши! — попытался как-то образумить его Эссиорх, показывая на штампы на конвертах.

— Ага, как бы не так! Уж я-то знаю! Когда действительно срочно — эти хитрованы со мной не связываются, а посылают кого-нибудь другого! — огрызнулся Корнелий.

Эссиорх невольно согласился, что логика в этом суждении есть. На месте Троила он так бы всегда и поступал.

— Ну а зачем тогда писать «срочно»? — спросил он.

— Троил пишет «срочно», чтобы я вообще доставил депешу. В принципе. Он знает, что если не проставить «срочно», она будет валяться у меня годами. До тех пор, пока тот, кому она адресована, сам не придет и не пороется у меня в сумке! — Корнелий самодовольно поправил очки.

Постоянно поправлять очки была терпимая и даже милая его привычка. Гораздо хуже казалась Эссиорху другая — обсасывать дужки очков, заталкивая их в рот по самые гланды.

— Ну я пошел! — сказал Корнелий, направляясь к двери.

Эссиорх поймал его за ремень компьютерной сумки.

— А ну стой!

— Ну чего тебе?

— Вернешься домой в девять вечера! И чтобы как штык! В одиннадцать я начинаю психовать! В час ночи ты получаешь пинка! В три часа ночуешь на лестнице! В восемь утра можешь вообще не приходить, потому что я сам уйду. Если вернешься в десять — приготовишь обед! Не приготовишь — автоматом остаешься без ужина, который готовлю я! Если не закроешь холодильник и намерзнет лед — ты труп, — напутствовал его Эссиорх.

Корнелий попытался пнуть Эссиорха в голень, но голень у хранителя была твердая как гранит. Связной света отшиб пальцы и заохал.

— И это яйцо еще хамит своей маме-наседке! Да что бы он делал без моих маголодий! Весь мрак теперь знает, что я выхватываю флейту с двух шагов! Поэтому и этого рахита никто не обижает! — пожаловался он Улите.

Рахит, он же подставка для мотошлема, молча открыл дверь. Корнелию его молчание не понравилось. Он на всякий случай отодвинулся, опасаясь пинка, и быстро сказал: