Игорь Ковальчук - Гибельный дар

Может быть, конечно, он частично что-то домыслил, но ощущения подсказывали — от себя он ничего не добавил. Это успокаивало…

У чертежного кабинета Илью окликнул Санджиф.

— А, привет, — спокойно приветствовал юноша и охотно подошел.

— Я хотел тебе сказать, что далеко не все мои соотечественники разделяют мнение Ирбала, Ферранайра и их приятелей на уроженцев твоего мира, — с озабоченным видом произнес отпрыск знатного рода. — Далеко не все.

— Да я не собирался обобщать…

— И еще хотел извиниться, что так подставил тебя с этим пособием. Я как-то не подумал, что ты решишь сам заниматься, не посоветуешься с учителями… Наверное, мне следовало предупредить.

— Да я сам виноват. Своя голова на плечах есть… Все нормально, — Илья вопросительно поднял бровь. — Мастер тебе выговаривал?

— Нет, он просто уточнил, мои ли это пособия. Ну, и сказал, что потом сам их мне вернет. Понимаешь, они довольно дорогие, да дело даже не в этом… Это штука из семейного архива, отец может полюбопытствовать, где… Ну, ты понимаешь.

— Ого! Магический антиквариат?!

— Вроде того.

Они заулыбались оба, и разговор стал более легким, более свободным.

— Кстати, не только ведь тебе корректируют процесс обучения, — сказал Санджиф. — И не только мне. У многих при обучении возникают проблемы… У многих есть свои особенности, как и у тебя, так что не надо слушать Ферранайра с Ирбалом, они просто ничего не понимают в этом деле… Кстати, хочешь покататься на виверне?

— Э?

— Ну, на моей виверне хочешь покататься? Со мной, конечно, не в одиночестве.

— Ух, ты!.. Да, конечно, здорово…

— Как считаешь, есть смысл пытаться предложить подобную прогулку и твоему другу Сергею тоже?. Ты спроси его, пожалуйста, и скажи, что я рад буду видеть и его тоже.

— Ладно.

Уроки промелькнули очень быстро. Вычерчивая схему детали алхимического перегонного куба, юноша обдумывал увиденное и услышанное ночью, пытался припомнить свои ощущения и понять — что же такое все-таки происходило с ним ночью? Пожалуй, даже и неважно, как именно следует назвать это. Если есть возможность что-то услышать и узнать, ею стоит воспользоваться. А выдумка это или нет — все равно станет ясно Откалывая готовый чертеж, юноша покосился на Мирним за столом неподалеку — та аккуратно укладывала инструменты в готовальню. Заметив его взгляд, вопросительно приподняла бровь, и он решился подойти.

— Так как насчет послезавтра?

— Знаешь, думаю, все-таки не выйдет, — с некоторым сожалением в голосе (но, впрочем, это могла быть лишь вежливость) ответила девушка.

— Много уроков?

— Да, многовато…

— Но, может быть, тогда встретимся в воскресенье в городе? Мы могли бы вместе погулять. Хочешь?

Мирним смотрела на него с любопытством.

— Ладно… Давай встретимся Я не против.

— Здорово! Тогда, может, согласишься заодно показать мне, где и куда можно пойти в Уинхалле? — обрадовался Илья. — И мы могли бы посидеть в кафе.

— Согласна.

Приободренный, юноша смахнул в рюкзак готовальню и карандаши. Радость немного портили соображения финансового плана. Например, куда бы в воскресенье отвести девушку? Свои деньги он одолжил Абло Динн-Бегу, на карточке осталась сущая ерунда, рубина три с мелочью. В принципе, наверное, в дешевом кафе на эти деньги можно угоститься… Или нет? Если он банально и неинтересно протаскает ее по городу или — хуже того — согласится посидеть в кафе на ее деньги, она больше никуда с ним не пойдет и будет права. Надо бы сперва все разузнать, чтоб не сесть в калошу.

Наверное, деньги можно у кого-нибудь занять. Но об этом в любом случае надо думать заранее. У кого? У Сергея? Ему тоже нечего тратить или одалживать. Значит, у кого-нибудь еще… Может, у Федора? По крайней мере, у него впереди есть немного времени, чтоб отыскать какой-нибудь выход. Илья нахмурился и поспешил на следующий урок, в кабинет обществоведения, где учеников ждал Бохадан — рослый, ширококостный мужчина с густой, будто запущенный сад, шевелюрой. Уроженцы Дневного мира, аурисы, попросту именовали его Богданом — им так было привычнее. Учитель охотно отзывался на это имя, был терпим, хоть и не слишком добродушен, и весьма настойчив. Он полагал, что уж законы обоих миров выпускники хорошей школы должны знать не хуже, чем таблицу умножения.

Под его суровым взглядом усердно занимались и внимательно слушали. Некоторые вольности на уроках школьники тоже позволяли себе, но лишь в тех рамках, которые не мешали учебному процессу. Бохадан очень умело держал своих подопечных в узде, не давал им распускаться, но и напрягать излишне не стремился. Рассказывал он образно и живо, может быть, поэтому его предмет отлично усваивался даже не самыми усердными школьниками На этот раз речь на уроке пошла об императорской власти. Учитель развернул добытое где-то родовое древо семейства, правившего в Ночном мире на протяжении нескольких столетий, прикрепил к доске. Водя яшмовой указкой по огромному листу, он рассказывал, как основатель этого рода принял корону из рук своего приемного отца, предыдущего правителя, а позднее затеял войну, которая столетие спустя привела к объединению королевств Оборотного мира в единую Империю.

— Это прекратило междоусобные войны, — пояснил Богдан, похлопав рукой по большой карте Ночного мира. — И сделало наш мир единым. Надо признать, что императорский Дом правил с перерывами. На протяжении почти двухсот лет высшая власть над миром магии постоянно переходила из рук императоров в руки королей Дневного мира. И происходило это именно тогда, когда лорды-чародеи не желали жить в мире, затевали междоусобные войны.

— Но тамошние правители, полагаю, недолго были способны держать под своей властью нашу родину, — заметил Ферранайр с самодовольным видом. По нему сразу можно было понять — в преимуществах своего происхождения он уверен неколебимо. — Куда им…

— Власть правителя зависит не от того, в каком из двух миров он родился, а в умении править, в уме и характере, — отрезал учитель. — Здесь же все было понятно и очевидно. На уроках истории вам еще расскажут об этом. Как бы там ни было, каждому государственному строю — свое время. Императорская власть была хороша в свое время, она сыграла свою роль. Теперь настало время совета лордов здесь и парламентов (как бы они ни назывались) на Дневной стороне. Того, что называется демократией, хотя, строго говоря, ею не является.

— А чем является? — с видом воплощенной дотошности спросила Искра. — Что у нас за государственный строй?

— Аристократия, или оптимат. Что у нас есть аристократия в исконном своем значении? Аристократия — это республиканская форма правления, при которой верховная власть в государстве принадлежит высшим привилегированным классам общества, которые либо правят одни, либо при содействии остальных классов. В основе аристократии лежит идея, что управлять государством должны только лучшие, избранные. Критерии избранности могут быть различными — либо знатность происхождения, либо размеры и род имущества, либо место, занимаемое в структуре государственного управления, либо нравственное, религиозное превосходство, уровень образования, воинская доблесть. Да что угодно. Важен смысл. Уже позднее аристократией стали называть привилегированный класс общества, обладающий той самой властью, о которой мы с вами говорим. Это чтоб вы не путались в терминологии… Да, Ирбал?