Роджер Желязны - Принц Хаоса

Спускаясь, она плавно меняла и форму, черты лица менялись почти на каждом шагу. Я начал изменение в тот миг, когда увидел ее, и, по-видимому, она взялась за то же, когда увидела меня. Как только я сообразил, что происходит, я смягчил собственные потуги трансформации и отменил их хилые результаты. Я и не предполагал, что она снизойдет до того, чтобы приноравливаться ко мне, во второй раз, здесь, на ее собственных игрищах.

Перевоплощение завершилось, когда она достигла самой нижней ступени, став миловидной женщиной в черных брюках и красной рубашке с широкими рукавами. Она снова посмотрела на меня и улыбнулась, подошла ко мне, обняла.

Было бы бестактно утверждать, что я хотел трансформироваться, но вот забыл. Или сделать любое другое замечание на эту тему.

Она отвела меня на расстояние руки, опустила взгляд и подняла его, покачав головой.

— Ты что, спал в одежде до или сразу после исступленных тренировок? — спросила она меня.

— Неласковое приветствие, мама, — сказал я. — Просто по пути я остановился осмотреть достопримечательности и влип в пару проблем.

— Ты потому и опоздал?

— Нет. Я опоздал, потому что зашел на нашу галерею и задержался там дольше, чем рассчитывал. Да и не очень-то я опоздал.

Она взяла меня за руку и развернула.

— Я прощу тебя, — сказала она, увлекая меня к розово-зеленой с золотыми прожилками путевой колонне, установленной в зеркальном алькове через комнату направо.

Я чувствовал, что от меня не ждали ответа, и не ответил. Мы вошли в альков. Я с интересом ждал, проведет она меня вокруг столба по часовой стрелке или против.

Против стрелки, выход наружу. Все страньше и страньше.

Мы отражались и переотражались с трех сторон. Такова была комната, из которой мы вывалились. И на каждом обороте, что мы делали вокруг столба, вздувался следующий зал. Я наблюдал изменения, словно в калейдоскопе, пока мать не остановила меня перед хрустальным гротом у подземного моря.

— Много времени прошло с момента последних воспоминаний об этих волнах, — сказал я, делая шаг вперед на снежно-белый песок, в хрустальный свет, напоминавший костры, солнечные отблески, канделябры и дисплеи на жидких кристаллах, всевозможных размеров и бескрайних возможностей, кладущих скрещенные радуги на берег, стены, черную воду.

Она взяла меня за руку и повела к приподнятой и обнесенной перилами площадке на некотором удалении справа. Там стоял полностью накрытый стол. Внутреннее пространство еще большего сервировочного столика занимала коллекция подносов, накрытых колпаками. Мы взошли по небольшой лестнице, я усадил маму за стол и решил проинспектировать пряничные избушки по соседству.

— Сядь, Мерлин, — сказала она. — Я обслужу тебя.

— Обалденно, — ответил я, поднимая крышку. — Я уже здесь, так что первый раунд будет за мной.

Дара встала.

— Тогда шведский стол, — сказала она.

— Годится.

Мы наполнили тарелки и двинулись к столу. Как только мы уселись — секундой позже, — над водой разветвилась слепящая вспышка, высветившая изгибающийся аркой купол пещерного свода, похожего на ребристый желудок громадного зверя, готового переварить нас.

— Не гляди так перепуганно. Ты же знаешь, так далеко молниям не зайти.

— Ожидание громового удара гасит мой аппетит, — сказал я.

Она засмеялась одновременно с далеким раскатом грома.

— Теперь все в порядке? — спросила она.

— Да, — отозвался я, поднимая вилку.

— Странных родственников дает нам жизнь, — сказала она.

Я посмотрел на нее, пытаясь разгадать сентенцию, но не сумел. И ничего кроме:

— Да, — сказать было нечего.

Она мгновение изучала меня, но я сидел с невыразительной миной. Так что:

— Когда ты был ребенком, то всегда отвечал односложно, как знак капризной раздражительности, — сказала она.

— Да, — сказал я.

Мы принялись за еду. Над неподвижным, темным морем полыхнуло еще. При свете последней вспышки мне показалось, что я увидел далекий корабль: все черные паруса подняты и наполнены ветром.

— У тебя уже было свидание с Мандором?

— Да.

— Как он?

— Отлично.

— Что-то беспокоит тебя, Мерлин?

— Много чего.

— Скажешь матери?

— Что, если она часть этого?

— Я была бы разочарована, если бы не была ею. Все-таки сколько еще ты будешь вспоминать историю с тай’ига? Я сделала то, что считала правильным. И по-прежнему думаю, что права.

Я кивнул и продолжил жевать. Спустя какое-то время:

— Ты объяснилась в этом на прошлом цикле, — сказал я.

Лениво плескались морские волны. Радуга прыгала по столу, по маминому лицу.

— Есть что-то еще? — спросила она.

— Почему бы тебе самой не сказать мне? — сказал я.

Я почувствовал ее взгляд. Я встретил его.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — ответила она.

— Тебе известно, что Логрус разумен? И Образ? — сказал я.

— Это сказал тебе Мандор? — спросила она.

— Да. Но я знал об этом до его слов.

— Откуда?

— Мы были в контакте.

— Ты и Образ? Ты и Логрус?

— И то, и другое.

— И с каким результатом?

— Возня, я бы сказал. Они увлечены силовой борьбой. Они просили меня решить, на чьей я стороне.

— Какую ты выбрал?

— Никакую. Зачем?

— Тебе следовало рассказать мне.

— Зачем?

— Для совета. Возможно, для поддержки.

— Против Сил Вселенной? И как тесно ты связана с ними, мама?

Она улыбнулась.

— А вдруг такая, как я, может обладать особым знанием их проявлений.

— Такая, как ты?..

— Колдунья своих искусств.

— Так насколько ты хороша, мама?

— Не думаю, что они много лучше, Мерлин.

— Семья, по-моему, все всегда узнает последней. Так почему бы тебе самой не потренировать меня, вместо того чтобы отсылать к Сугуи?

— Я плохой учитель. Я не люблю натаскивать людей.

— Ты натаскивала Джасру.

Она склонила голову вправо и сузила глаза.

— Это тебе тоже рассказал Мандор?

— Нет.

— Тогда кто?

— Какая разница?

— Значительная, — отозвалась она. — Потому как не верю, что ты знал об этом во время нашей последней встречи.

Я вдруг вспомнил, что тогда, у Сугуи, она что-то говорила о Джасре, что-то, подразумевающее приближенность к матери, что-то, против чего я, конечно же, обязательно бы вякнул, но в тот раз я вез груз предубеждений в ином направлении и под жуткий грохот летел вниз по склону холма с тормозами, рассыпающими забавные звуки. Я чуть не спросил, почему так важно, когда я это узнал, как вдруг сообразил, что на самом деле она спрашивает, от кого я это узнал, и ее заботит, с кем я мог говорить на такие темы со времени нашей последней встречи. Упоминание о льюковом призраке из Образа казалось неразумным, так что: