Артем Каменистый - Девятый

Высоких технологий так и не заметил – вся одежда незатейливая, явно не от Кутюр; на женских лицах ни намека на косметику; стекол не видно – все та же непонятная пленка; крыши перекрыты темным тесом. Жители при нашем проезде оглядывались, но помалкивали, только пара мелких беспородных собак осмелилась нас облаять, убравшись с курса после угрожающего жеста Цезера.

За «центральной площадью» с колодцем возвышался самый большой здешний дом. Нет, не в два этажа – просто не совсем в землю врос, как все остальные. У него даже высокое крыльцо имелось, и на крыльце этом сейчас стоял тот тип, что нас у ворот встречал, а рядом с ним, на ступеньку выше, местный владыка – наверное, тот самый сэр Флорис. Не опознать его было трудно: он разительно отличался от мирных граждан и моих пленителей. Габариты впечатляли – плечи не во всякую дверь позволят прямо войти, рост тоже не подкачал. Голова непокрыта, черная борода подрезана достаточно аккуратно – почти щегольски. Тело закрыто панцирем, будто рыбьей чешуей; на широченном ярко-красном поясе висят ножны с длинным мечом; сапоги, почти достающие до колен, начищены столь тщательно, что в них, наверное, можно смотреться как в зеркало.

Солдаты начали спешиваться, подскочившие откуда ни возьмись проворные пареньки повели их лошадок к коновязи. И вообще народ начал быстро подтягиваться – нас обступали со спины и боков, явно желая приобщиться к новостям.

Цезер, подойдя к крыльцу, коротко поклонился, без подобострастия, информативно, доложил:

– Сэр Флорис, Напа полностью разорена.

– Как там? – феодал требовал подробностей.

– Все случилось быстро – три дюжины мелких обращенных при бурдюке. В землю сходу всех втоптали. Наши успели загнать своих детей в дом и зажечь его, но, похоже, сгорели там не все. Пожар потом затушили, бревна разгребли. Тел там осталось немного – только сильно подгоревшие. Демы, похоже, тоже были – над стариками поиздевались, а погань такого не делает. Но не знаю сколько – по следам не понятно.

Ничего себе дела – если я правильно понимаю, жители в той Напе сами сожгли своих детей?! Или с восприятием языка у меня большие проблемы, или здешние порядки очень уж оригинальны… причем нехорошо оригинальны.

– Плохо, Цезер, очень плохо. А остальные?

– С остальными как всегда – остались только тела стариков и старух. Некоторые умирали очень плохой смертью – обращенные и демы не торопились. Скота тоже не осталось – только лошадей бросили.

– Все как обычно… Эх… Велик ли бурдюк?

– След широк, но неглубок, и хотят, чтобы мы думали, что он гораздо больше. По частоколу видно, что завяз в кольях и расшатывал его, а не сходу проламывал. Бревна потом растащили дальше, чтобы провести нас.

– Понятно: напугать хотят… Что с вашим пленником?

– Ничего с ним – нашли его в Матере. Он гонялся там за курицей и не заметил, как мы подъехали. У него есть попугай стража, и он сам подтвердил, что страж. Только он еще и немой – ни слова не сказал.

– Как же он тогда вам поведал, что страж?

– Сэр Флорис, он кивнул, когда его об этом спросили.

– Ну-ка…

«Феодал» спустился с крыльца, приблизился, осмотрел меня с ног до головы, недоверчиво хмыкнул:

– Одежда у него не из дорогих, да и потрепана изрядно. И молод совсем – не слыхал, чтобы среди стражей тощие юнцы встречались. Что скажешь, Арисат? – спросил он, обернувшись к рыжебородому.

– Сэр Флорис, он к тому же еще и бос, – ответил тот от крыльца.

– Цезер, почему ты решил, что он страж?

– Сер Флорис, он сам это подтвердил.

– Цезер, ты болван! Он подтвердил, когда ты прямо об этом его спросил – сам же ни слова тебе не говорил! С чего ты вообще взял, что он страж?!

– У него есть попугай стража. И еще мы его ни разу не видели – он чужой здесь. Не с нами пришел: лицо у него приметное, ясное, мы бы такого запомнили. А кто на здешнем побережье, кроме стража, по своей воле появиться может сейчас?

– Ты и впрямь болван: зеленого попугая может завести кто угодно. Не обязательно страж. Главное, чтобы духу на такую дерзость хватило, – не у многих хватает. А что чужой… Неужто сам не знаешь, чего здесь можно ожидать от чужих? Думаешь, раз лицо ясное и при свете бродит, так свой? Позабыл про демов, или перерожденных? Или того хуже? Что с лица спал? Ладно, Цезер, я тебя не виню, но больше так не ошибайся.

– Не повторится! Сэр Флорис, так получается, он не страж?

– Сейчас проверим.

Я похолодел, начиная готовиться к неизбежному знакомству с веревкой, а сэр Флорис, повернувшись, требовательно произнес:

– Quisnam es vos?1 # # 1 Кто ты? (лат.)

Мама! Это же, похоже, самый что ни на есть латинский! Земной латинский! Пусть произнесено не классически, с искажениями и безграмотно, но я вполне его понял! С трудом вспоминая давно забытую латынь (если откровенно, не очень-то в «ин-язе» ее учили), не нашел ничего лучшего, как ответить совершенно по-идиотски:

– Homo sapiens2. # # 1 Человек разумный (лат.). Видовое название человека.

Флорис, уважительно кивнув как равный равному, уже на обычном местном с достоинством произнес:

– Приветствую вас, сэр страж, простите за не слишком вежливую встречу. У нас, в славном городе Талле, тяжелое положение, вот и напрягаемся по любому поводу.

В свою очередь, с максимально невозмутимым видом кивнув, как можно спокойнее ответил:

– И вас приветствую, сэр Флорис. Извинения принимаю – я уже понял, что у вас сложности.

– А чего ж ты раньше молчал? – обиженно вскинулся Цезер, тут же поспешно поправившись: – Ой, простите, сэр страж! Это я от неожиданности!

Я не обращал на него внимания. И вообще – немного выпал из реальности. Я только что разговаривал на местном языке!!! Не на латинском – именно на том, на котором говорят эти солдаты, их феодал, и даже зеленый попугай со скверным характером! Абсолютно все могли говорить, кроме меня, – я лишь слушал. Ответив Флорису словом из земного мертвого языка, будто плотину в своем сознании разрушил – внезапно чужие слова пошли легко, как будто я с детства на этом наречии общался. Возможно, какие-то неточности и есть, но общение уже возможно в двустороннем порядке – меня прекрасно поняли. Кстати, а откуда здесь латынь известна?!

Глава 6

Ужасы на сон грядущий

Я парился в бане. Боже, какое это блаженство! И пусть она топилась по-черному, пусть вместо мыла использовался какой-то подозрительный слизкий порошок в смеси с песком, а вместо мочалки откровенно садистское деревянное приспособление и пучки пакли, – это все же истинная благодать. После четырех дней бродяжничества по чужому миру ничего лучше не пожелаешь.