Руслан Мельников - Рудная черта

Да потому что – вон, у дверей лаборатории – упыри обступают Федора со всех сторон. Отсекают, давят, не дают вырваться.

– Федор! – Всеволод резко дернулся вправо.

– Куда! – запоздало встревожился Бранко.

Но Всеволод уже ринулся в бой. Ненависть наполняла сердце боевой злобой. И силой – руку с мечом. Рука рубила. Меч высверкивал в факельных отблесках посеребренной сталью и щедро разбрызгивал фонтаны черной крови.

Но поздно уже! Но – не успеть!

Окружили темные твари Федора. Обошли. Ударили десятника сзади, под шею. В клочья распоров и длинную ниспадающую на плечи мелкокольчатую бармицу, и кольчужный воротник, и плотный поддоспешник на спине. Выдрав из-под брони и одежд верхние хребетные позвонки.

Свалили верного дружинника. Однако ж – не разорвали на месте. Не остановились. Не припали к хлынувшей крови, не облепили павшего, позабыв обо всем, как неизменно случалось прежде. Нет – шли дальше. Косились на густые пятна живой крови под ногами. Алкали, жаждали. Но – шли.

Потому что так приказано. Потому что не позволено отвлекаться от битвы ни на миг. Потому что Пьющие-Исполняющие были сейчас полностью подвластны своему Властителю. Более подвластны, чем собственной Жажде.

Потому – упыри перешагивают истекающего кровью человека. Потому – топчут его. Потому – проходят мимо, не задерживаясь.

С диким ревом, с одним мечом в двух руках Всеволод прорубался через толпу нечисти. Смерть Федора придала сил – страшных, злых сил. Исступление боя затмило все вокруг, и…

Шаг-шаг-шаг. Взмах-взмах-взмах. Вдоль-вдоль-вдоль. Широко, от плеча, – как косой на заливном лугу. По удару на каждый шаг.

И – поперек. И – еще.

Всеволод крутился волчком, полосуя воздух и бледные тела кровопийц косыми рубящими ударами. Рассекая по два-три упыря зараз.

Он был не один. Рядом мелькали кривая сабля Бранко и прямой клинок Томаса.

Все трое уже оторвались от мертвой дружины.

И серебряные умруны уже сгинули где-то во мраке, за изгибом подземной галереи, откуда тоже доносится шум битвы. Быстро, увы, удаляющийся шум. Судя по всему, рыцари-мертвецы успешно расчищали путь, а Бернгард, шедший в первых рядах, так и не заметил потери в арьергарде.

Значит, на помощь надеется не стоит. Значит, остается надежда лишь на себя. На свои мечи.

Всеволод рубил и сокрушался: эх, кабы был у него сейчас второй меч – узнала бы нечисть, что значит обоерукий вой. Увы, второго меча не было. Второй – сломан и валяется под развороченной дверью склепа, в луже огненной смеси, в россыпях громового порошка. А иного взять негде. Не сообразил, не догадался одолжить у Бернгарда хотя бы шестопер, без дела болтающийся на поясе магистра. Но теперь – поздно горевать. Теперь придется обходиться тем, что есть.

Засапожник вырвать из-за голенища? Нет, мал слишком – не больше упыриного когтя. И проку от него в лихой рубке с плеча будет немного. А вот если…

Улучив момент, Всеволод отступил на шаг, одним движением срезал пустые ножны с пояса. Ушел от размашистого удара длинной когтистой лапы, пригнувшись, подхватил павшие ножны левой рукой. Сжал покрепче за переплетение рассеченных ремней.

Вот так-то! Хоть что-то!

Ножны – не боевой клинок, конечно, ими не отбить вражеского меча и не пробить броню. Но сейчас-то враг – без мечей и без брони.

Крепкий длинный и увесистый футляр из дерева и толстой кожи, густо, как и все снаряжение сторожного воина, усеянный отделкой из белого металла, приятно отяготил пустующую руку Так-то оно сподручней. Так оно привычней.

И хотя за небольшую заминку и шаг назад пришлось расплачиваться – сразу две кровососущие твари проскользнули мимо – Всеволод платил охотно и быстро. Резко выбросив руки в стороны – одну вправо, другую влево, он, почти не глядя, достал обоих. Одновременно. Сильно. Острием меча вспорол шею первому упырю. Второго – который оказался поближе – от души, да с оттягом протянул вдоль хребтины пустыми ножнами.

Первый кровопийца с хрипом и бульканьем осел наземь, да и второй тоже на ногах не устоял. Ножны не взрезали упыриную плоть, как взрезала ее отточенная сталь с серебряной насечкой, но и безобидным их прикосновение назвать было нельзя. Пупырчатые шляпки серебряных гвоздиков и частые заклепки, выступающие края и кромки металлических полос обивки оставили на бледной спине твари широкий рваный след.

Брызнула черная кровь. Сбитый ножнами упырь, визжа и брызжа слюной, откатился в сторону. Прямиком под меч Томаса.

А Всеволод, привычно орудуя двумя руками, вновь врубался в выплескивавшуюся из лаборатории белесую массу. Дрался впереди, принимая на себя основной натиск нечисти. Множа трупы под ногами. Так, что трудно становилось ступать.

Острый клинок и тупые ножны из-под клинка выписывали круги и разящие полукружья. Мелькали, словно крылья мельницы, которые остановить нельзя и под которые лучше не попадаться. Серебрёный меч – разрубал. Серебрёные ножны сшибали, сбивали, отбрасывали, отпихивали, обжигая, помечая белесые тела темными сочащимися полосами и отметинами.

Упыри выли. Однако натиска не ослабляли.

Вот снова один справа – и меч Всеволода с маху сносит уродливую шишковатую голову. Оскаленная, зловонная пасть, вертясь, брызжа черной кровью и желтой пеной на защитную личину шелома, пролетает перед глазами.

А другая пасть уже раззявлена слева. И слева тянутся неестественно длинные, гибкие руки. Хрусь! Обе конечности твари Всеволод перешиб у запястий сокрушительным ударом ножен. Приласкал, будто палицей. Обломанные когтистые длани обвисают, дергаются – бессильно, беспомощно. Ну, точно – две змеюки с перебитыми хребтами.

На месте изломов – рваная кожа, глубокие вмятины, темные следы от серебрёной обивки, обломки раздробленной кости, перепачканные черным.

Раненый упырь верещит от боли.

Всеволод с досадой замечает первую предательскую трещину, прошедшую по ножнам. Не выдержало крепкое дерево – вон там, меж кожаной обмоткой и металлическими нашлепками. Недолговечное все же оружие – ножны без клинка!

Но сожалеть о том некогда.

Справа – очередной противник. И слева… Покалеченная ножнами тварь не отшатнулась. Наоборот – не переставая вопить, лезет вперед. Уповая уже не на когти, а на зубы. Орет от боли, но лезет. Понимает, что для нового взмаха у противника времени уже не будет. И что в паре с тем, другим упырем, который справа, шансов одолеть человека – больше.

Да, размахнуться как следует Всеволоду не дают. Ни правой, ни левой.

И – не уклониться уже.

Правой рукой Всеволод успевает лишь направить острие на прыгнувшую тварь. Он и не колет даже. По большому счету, упырь напарывается на клинок сам. Меч входит в брюхо нечисти. Низко, над самым пахом. И в следующий миг – идет резко вверх. Отточенным лезвием в серебряной отделке легко вспарывает твари нутро и грудь до самого горла.