Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

— Я спросила, что загадала я, — вдруг шепчет мне на ухо Удача, — а не ты.

И отстраняется с лукавой, расстроенной улыбкой, почему-то показавшейся мне еще и прощальной. Женщина делает несколько шагов назад, а я вдруг понимаю, что проиграл! Ответил неверно. Значит ли это, что Джейсону грозит опасность?

Я уверен, Манэки Нэко покинет нас в течение нескольких секунд, и вместе с ней нас покинут и ее чары. Деревня оживет, Ловари очнутся и захотят нашей смерти. Вот только к этому моменту Удачи уже на нашей стороне не будет, и мы определенно умрем. Так что я могу? Как я справлюсь с врагами, о которых ни черта не знаю?

У Джейсона больше шансов. У него больше опыта, знаний. У него…

Приподнимаю голову и делаю то, что делаю всегда, когда выбора нет, а действовать нужно в одно мгновение. Я не анализирую, не думаю о последствиях. Я знал, что Ариадна за мной вернется, когда заставил ее уйти из горящей школы. Я знаю, что Джейсон меня не бросит, если спиритический сеанс Джофранки паршиво закончится.

Срываюсь с места, грубым движением отпихиваю напарника в сторону и слышу, как он выкрикивает мое имя. Однако затем я решительно хватаюсь за морщинистые руки того старого цыгана, что впяливает в меня невидящий взор, и чувствую, как тело стремительно воспламеняется, словно погруженное в канистру с бензином. Я распахиваю рот, закрываю глаза, ощущаю, как вены на шее набухают, взрываются, и неожиданно проваливаюсь под деревянные половицы гнилого пола. Я падаю несколько секунд, но кажутся мне они целой вечностью. Я почти уверен, что прожег дерево своими ногами, что тело до сих пор пылает и жарится, словно на вертеле. Но уже в следующее мгновение меня притягивает к земле, и я грубо валюсь вниз, не объятый пламенем, не сжигаемый в агонии.

Я открываю потяжелевшие веки, нервно приподнимаюсь и понимаю, что нахожусь в огромном, темном зале.

— Черт возьми, — сипло вдыхаю, выдыхаю, прокатываюсь ладонями по потному лицу, вновь оглядываюсь, оборачиваюсь и громко сглатываю желчь, прикатившую к горлу.

Дерьмо, я только что совершил нечто невообразимое. Я только что переместился или как это называется? Как это вообще возможно?

Взъерошиваю волосы, порывисто опускаю руки и на выдохе осматриваюсь. Где я?

Здесь мало света: тусклые лампы пятнами освещают высокие, каменные стены, а над головой, в центре необъятного, сотканного из холода и мрака зала, висит громоздкая, едва умещающаяся под потолком люстра со сверкающими свечами. Золотистые узоры, словно жилы, текут по стенам, собираясь в лужи около моих ног, около грубого, прямоугольного, массивного зеркала, около емкости, наверно, достаточно глубокой и расположенной точно под люстрой. Я на ватных ногах плетусь к этой емкости, к дыре в мраморном полу, будто к бассейну, и недоуменно прокатываюсь пальцами по густой, бардовой жидкости, которой эта емкость наполнена. Подношу руку к лицу, вдыхаю и заторможено отворачиваюсь, так и не осознав до конца, что посреди зала находится бассейн, залитый чьей-то кровью.

Черт. Черт.

Отхожу назад нервными и поспешными шагами, вытираю руки о джинсы несколько раз и стискиваю до скрипа зубы, понятия не имея, где я нахожусь, и почему именно сюда меня отправила магия Джофранки. Это ад? Я усмехаюсь, довольно нервно для самого себя и останавливаюсь около зеркала, в котором искаженно и размыто, еле заметно отражается мое лицо. Все черты смазаны. Глаз не разглядеть. Я будто бы стою за толстой пленкой.

Странно. Взъерошиваю волосы и горячо выдыхаю, приподняв подбородок.

Наплевать, что показывает зеркало.

— Нужно понять, что я здесь делаю.

Это не вопрос. Это подсказка, мотивация к действию. Я ведь неспроста оказался тут, я должен найти ответы. Ноа хотел, чтобы я это увидел. Но что именно?

Я вновь смотрю на золотисто-медную раму, защищающую зеркало, и непроизвольно замечаю повторяющуюся надпись, тянущуюся вдоль всего периметра. Интересно. Может, у меня паранойя. А, может, важно все, что я вижу. Буквы настолько маленького размера, что мне приходится присесть на корточки, чтобы разобрать хоть одно словосочетание. Так и прищуриваюсь, едва не столкнувшись лбом со старинной поверхностью.

— Латынь, — срывается с моих губ, и я раздраженно закатываю глаза, — отлично.

Я ходил на курсы Латыни, когда брал дополнительные занятия по биологии, сейчас в голове мало что осталось, однако я сразу узнаю слова: вода и огонь.

— Цертамине или сертамине, черт. Ин перпетум.

Что-то знакомое. Надавливаю пальцами на глаза и киваю сам себе. Давай же, думай, соображай. Все ведь слова когда-то встречались, только сейчас в голове пустота.

Я приподнимаюсь, собираюсь проверить текст чуть выше, как вдруг застываю, грубо опущенный невидимыми руками в вакуум. В солнечное сплетение будто вонзается кулак! Я оторопело гляжу в зеркало, но вижу лишь то, что происходит за моей спиной. А за моей спиной стоит окровавленная фигура. Фигура , поднимающаяся из багрового бассейна. Она медленно переставляет ноги, они ступают на пол с оглушительным, бурлящим звуком, а с плеч, рук, пальцев толстыми, ярко-алыми линиями скатывается кровь. Она валится вниз и тянется за силуэтом, словно след, словно красные нити. И я не могу дышать. Я растерянно оборачиваюсь, достаточно медленно, чтобы органы успели сплестись и потревожить тело мощной судорогой, а фигура придвигается еще ближе. Очертаний лица почти не видно, не виден цвет одежды, кожи, волос. Силуэт приближается, кровь падает огромными каплями на пол, хлюпающие шаги, хлюпают у меня в голове, между висков, в горле, и я собираюсь сойти с места, сделать хоть что-нибудь, но неожиданно я замечаю их.

Зеленые, изумрудные глаза, которые на кроваво-красном фоне кажутся ярчайшими, несуществующими звездами! Я ошеломлен и сбит с толку. Я забываю обо всем. Я ступаю вперед, ощущая, как краска отливает от лица, как в груди раскрываются свежие раны, и на долю секунды перестаю быть тем Мэттом Нортаном, которого все знают, которого я знаю.

— Ари. — Я подаюсь вперед, не веря, что вижу ее перед собой. Это она, она здесь.

Остаются считанные сантиметры, да и считанные секунды, как мне кажется, до того момента, как я схвачу ее за руку и уведу домой. Как вдруг красные искры вспыхивают на кончиках ее пальцев. Ариадна замирает, лицо ее становится чужим и обозленным, и уже в следующее мгновение ее рука резко поднимается и в силках сдавливает мое горло.

Что за…

— Ари, что ты делаешь. Ари!

Ее пальцы непослушно скользят по моей глотке, так как утопают в теплой крови, но это не мешает им стискивать мою шею с невероятной силой. Я опомниться не успеваю, но она уже приподнимает меня над полом. Я неуклюже мотыляю ногами, хватаюсь руками за силки, душащие и убивающие, а она неожиданно издает гортанный смешок.