Князь Сибирский. Том 3 (СИ) - Кун Антон
Он замолчал, не договорив, потому что я перебил его.
— Эту визитку мне дал дед. В смысле старик в деревне староверов. Он мне кое чем помог, — я усмехнулся, — как и я ему. В общем, дед попросил оставить его снегоход по этому адресу.
— Дед? — удивился Художник.
— Ага. Слегка двинутый старик, что живет в закрытой для посторонних деревне.
Мужик задумался. Потом посмотрел на мои руки. Затем вновь на меня.
— Твоего роста, лицо слегка квадратное, вечно восхваляет бога, и шарашит такими же молниями, как ты? Это твой старик?
— Лицо все в морщинах, но по форме похоже. Роста ниже, но он древний совсем. А про молнии не знаю, но догадываюсь, что ты прав.
Художник шагнул ко мне, схватил за грудки плаща, но тут же отпустил, отшагнул и схватился за голову.
— Он жив⁈ — он не то спрашивал, не то утверждал. — Как же так? Ты уверен? Давно его видел?
— Вчера, — уже совсем мало понимая в происходящем произнес я.
— Вчера, — как сумасшедший повторил Художник. — Это ведь совсем недавно.
— Ага, — подтвердил я безумно верное утверждение.
Мужик вновь подступил ко мне, я на всякий случай отшагнул, готовый ко всему, но он снова сделал шаг и крепко обнял меня.
Я отстранился. По суровому, обветренному лицу мужика текли слезы.
— Это лучшая новость за последние годы, какую мне доводилось слышать. Мой старый соратник жив!
Художник утер слезу. Оглянулся в ту сторону, где стояли мотоциклы, видимо желая убедиться, что никто не видит это проявление эмоций. Одинокие байки мирно дремали с стойле.
— Идем. Моя мастерская за углом. Выпьем, расскажешь мне об Аркаше.
— Мне нужно ехать, но полчаса уделить могу. Напои чаем, и я расскажу.
Мне было немного жалко старого байкера, да и самому интересно, что связывало этих двух людей. Хотя догадаться было не сложно.
Интересно, как распорядилась судьба. Я позабыл про снегоход, а меня случай свел с тем, кому я обещал его оставить. Не случись необходимости провести чистку в байкерской банде, и я бы уехал просто так. Я не слишком верил в судьбу, но после таких случайностей невольно задумаешься над тем, что есть высший замысел. И может дед прав, что хранит верность старым идеям.
Художественная мастерская представляла собой огромный ангар, где повсюду лежали детали мотоциклов. Кое-где стояли целые байки, а где-то их разобрали для ремонта. Стены мастерской украшали здоровенные картины в тяжелых рамах, словно я попал в какой-то старинный особняк викторианской эпохи. Но эти две вещи не слишком сочетались. Хоть на полотнах чаще всего и были изображены мотоциклы и их владельцы. Иногда в виде портретов, иногда на фоне горных пейзажей.
Я рассматривал картины и вдруг увидел знакомое лицо. Узнать деда было не просто, но это точно был он. Относительно молодой. Наверно, на картине ему было столько, сколько сейчас Художнику — под шестьдесят, а может и того меньше.
Дед был изображен на каких-то развалинах здания, вокруг бушевало пламя, и сновали люди.
— Он? — спросил Художник, заметив мой взгляд.
— Похож, — честно признался я.
— Невероятно! — произнес он. — Не думал, что это возможно. Идем в мою берлогу.
Художник, не обращая внимания на работающих в ангаре людей, прошел в дальний его конец и открыл слабо приметную дверь.
— Таська! — крикнул он. — Притащи чаю нашему гостю, а мне чего покрепче. Мой старый друг воскрес, буду праздновать!
Все окружающие стали пялиться на меня, видимо приняв за воскресшего друга. Но решив, что не подхожу по возрасту, вернулись к работе.
В берлоге Художника царил полумрак. Здесь все оказалось по-спартански просто. Шкаф с документами, стол с крошками и круглыми следами от стаканов, два стула и одно кресло за столом. Да еще металлический сейф в углу. Судя по размерам, там могли храниться винтовки. Или стопки наличности.
— Располагайся, — радушно предложил хозяин.
Я уселся на стул, а сам Художник занял полагающееся по статусу кресло.
Дверь открылась и в комнату впорхнула девушка. Стройная, но с огромной грудью наперевес. В коротких шортиках и топике поверх которого была накинута не застёгнутая кофта.
Девушка поставила на стол кружку с горячим чаем, над которым поднимался легкий парок. Недовольно посмотрела на хозяина берлоги и, кинув мимолетный взгляд на меня, улыбнулась открыто и приветливо. Затем повернулась к Художнику и строго произнесла:
— Если опять нажрешься, будешь спать здесь, ко мне даже не суйся, пристрелю.
После этого поставила на стол бутылку водки, что держала за горлышко все это время и достала из карманов шорт две стопки.
Вновь глянула на меня, улыбнулась и вышла, прикрыв за собой дверь.
А строга девица! И, судя по всему, с хозяином ее связывают отнюдь не платонические отношения.
— Она шутит так, — оправдался Художник.
— Не пристрелит? — усмехнулся я.
— Пробовала пару раз, но не сегодня. Сегодня у меня есть повод, она понимает.
— Ты хозяин — тебе и решать.
Художник налил себе стопку, подтолкнул ко мне кружку чая и ничего не говоря выпил прозрачную жидкость залпом.
— Рассказывай, — крякнув, произнес он.
Я пересказал, что у меня произошло с дедом, не стал только упоминать про то, что мы оба попаданцы.
Мужик меня слушал и кивал, иногда приговаривая:
— Ну точно он! Как пить дать.
Я рассказал и про то, что отправляюсь в Европу. Цели называть не стал. Байкер — птица гордая, куда хочет туда и летит. А Художник не стал расспрашивать. Не рассказал, значит так нужно. Выспрашивать такое не принято.
Когда я закончил, настала его очередь изливать душу. К тому моменту мой чай кончился, а бутылка водки опустела на половину.
— Таська! — крикнул Художник, — Принеси еще чаю!
Через минуту появилась девушка и сменила мою пустую кружку на полную. После чего, вновь мне улыбнувшись, вышла.
— Мы с Аркашей вместе боролись на баррикадах. Он тут решил устроить переворот. Ну, сам понимаешь… А я ему немного помогал, по мере сил. Это лет сорок назад было, не меньше. Я тогда только-только пятый ранг получил и к шестому шел уверенным шагом. Но встретил его и понял, все, что он говорит правда. Что мы рабы у власть имущих семей.
— Так ты тоже одаренный? — удивился я.
— Одаренный — то тот, кто на побегушках у семей. А я просто имею дар. Как хочу так и имею! — слегка пьяным голосом рассмеялся Художник. — Аркаша меня, да и не только меня, тогда убедил в этом. Мы и подняли восстание. Но не срослось. Еще ничего не закончилось, а наши товарищи, — на этом слове, он скривил лицо, словно откусил лимона, — начали тащить одеяло на себя.
Художник замолчал, налил стопку и выпил. Тут же налил вторую, взял ее в руку и продолжил:
— Предали нас. Кто не знаю. А после и разбираться не стал. Все, кто мог бежали и начали скрываться, кто и где сумел. Я почти сразу подался в байкеры. Я и раньше любил это дело. Мастерскую открыл через месяц. Меня и не трогали особо. Я на вторых ролях был. Отказался от борьбы и ладно. А Аркадий пытался сопротивляться. Через год он ко мне зашел, предлагал вновь поднять знамя борьбы, но я струсил, честно говоря. Мастерская уже раскачалась. Доход кое какой давала. В общем, жить можно было. Народ потихоньку ко мне потянулся. А тут он. Со старыми идеями. Я отказался, но дал визитку, мол многим тебе обязан, если что будет нужно обращайся, но не с этим. Он ничего не сказал. Взял картонку и ушел. А через неделю газеты написали, что восстание полностью подавлено. Все лидеры убиты, в том числе и Аркадий Семенович. Я газетам поверил. С этим у властителей всегда строго было.
Он вновь замолчал и выпил.
— С тех пор так и занимаешься рисованием? — спросил я.
— Им, ну и байки чиню.
— А что это было перед магазином? И кстати, там тела остались…
— Об этом не беспокойся, все прибрали уже, — Художник на секунду задумался. — А в последнее время молодёжь совсем от рук отбилась. Наслушались сказок про чудика, что аквамарилл у семей ворует и тоже захотели из грязи в князи. Да не тут-то было. Силенок не хватает. Говорят, там князь в противоход пошел, а эти… Как дураками были, так и остались. Нельзя быть мелкими бандитами, если уж идти против власти, так по-крупному, как Аркаша когда-то. Да и то он не сдюжил. А эти решили, что могут брать что хотят и у кого хотят. А я против, чтобы они простых и честных граждан обкрадывали. Говорил им не один раз. Прекратите! Хотите борьбы, так нужна идея, да все без толку. А в последнее время против меня переть стали. Я такого не люблю. Не нравится — вали! А своих позиций и свою мастерскую я никому не отдам.