Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

— П-понимаешь… Они заглядывали к нам. Б-более часа назад, — она мысленно отругала себя за то, что голос снова дрожал, а слова с трудом удавалось выдавить из себя, — сказали, ч-что в-возвращаются, но… Я не видела их, когда шла с-сюда. И в-вот ты сказал, что они не… — Элеонора замолчала и закрыла лицо руками.

Больно. Больно и страшно. Из-за — или же благодаря? — своей способности она могла чувствовать чужую боль, а потому знала, насколько хрупки души, как сильно они откликаются на происходящее, как легко неосторожным словом или действием сделать хуже. Наслоившись на природную робость и неуверенность, это стало причиной постоянного страха, страха сделать ещё больнее, ещё сильнее повредить и без того покалеченные души.

Эрланн сжал кулаки, уставившись в одну точку. Поджав губы, он вдруг резко развернулся на каблуках и, сказав Элеоноре сменить Гленду, направился искать остальных. Ему хотелось самому прямо сейчас выбежать из замка и отправиться на поиски, останавливала лишь память о том, что даже за ворота выйти не удастся. Чтоб эту ведьму со всеми её проклятьями! Это злило, но сейчас было не лучшее время, чтобы позволять эмоциям взять верх. Сначала надо позаботиться о поисках, а уже потом пытаться не растратить остатки нервов не ожидание и неизвестность. Мастер выругался сквозь зубы. День и без того начался отвратно, а тут ещё и сёстры куда-то пропали. Кажется, мироздание решило поиздеваться. Хотя, когда оно поступало иначе?

Как и в случае с Дикрой, в лес отправились Фрейя и Эгиль, но на этот раз вызвалась ещё и Гленда. Конечно же, Эрланн не хотел её отпускать, но хранительнице и не требовалось разрешения, она просто побежала следом, оставив Сюзанну успокаивать брата, к счастью, что саму Сью не требовалось в этот раз приводить в чувства.

Оставшись один, Эрл мерил шагами комнату и думал о том, что, с одной стороны, это хорошо, если ничего не случилось и они по собственной глупости сошли с тропинки. С другой же, окажись оно действительно так, он за себя не отвечал. Ведь сколько раз уже было сказано и пересказано не лезть, и не нарываться? По истории жертвы гибли первыми, значит, если с ними что-то случится, это будет сигналом, что история стала развиваться по своему обычному сценарию. Если после этого и останутся шансы всё это прекратить, то ничтожно малые.

Более того, подсознательно он боялся смерти жертв по ещё одной причине. Это событие влекло за собой пробуждение духа, которое начинало стирать личность того, кто этот самый дух хранил. Личность, от которой и без того мало что осталось после потери памяти, но даже так по спине бежал холодок от мысли, что придётся стать кем-то другим, исчезнуть окончательно. Он не хотел исчезать. Он боялся исчезнуть.

***

Несмотря на ужасно ранний подъём, рабочий день проходил совершенно нормально. В сон почти не клонило, заказы оказывались простыми, в город не отправляли, а беседа с Дорой была на редкость приятной, потому как не затрагивались различные щекотливые темы. Правда, собеседницу приходилось чаще обычного возвращать с небес на землю, потому что из-за впечатлений от недавно прочитанной книги она постоянно удалялась в мечты. Попытки расспросить о книге результатов не принесли: ничего внятного Дора рассказать не смогла, постоянно возвращаясь к своим восхищениям главным героем. Камилле сложно было понять Доротею, так как ей редко настолько сильно нравились персонажи именно в плане того, чтобы доходило чуть ли не до влюблённости в них. К тому же, она предпочитала приключенческие рассказы, а внимание чаще привлекали второстепенные персонажи, которые появлялись несколько раз за историю.

Где-то в пять зашла Ирмелин. Доротея косо посмотрела на ту, но Камилла не стала придавать этому значения, посчитав, что коллега просто заметила на сестре след от леса и замка. Либо просто была недовольна, что пора расходиться.

После сёстры действительно заглянули в лечебницу, на случай, если Мейлир скажет что-нибудь насчёт Дикры, направились в замок, но… Конечно, однажды что-то должно было пойти не так, потому что одна из сестёр питала странную любовь к процессу «хождения по граблям», почему-то теряя вдруг способность думать головой, а не прочими частями тела.

На полпути Камилла заметила довольно необычный светло-лимонный цветок, отдалённо напоминавший лилию, но с двумя рядами полупрозрачных лепестков и округлыми листьями с бирюзовыми прожилками. Путём упорных уговоров на тему «ну он ведь такой красивый, давай сорвём, совсем ведь близко, ну, Ирма, не будь врединой» Ками добилась того, что они сошли с тропинки в сторону. Как результат — обернувшись, сёстры не нашли тропинки, да и в целом пришли к выводу, что не знают, где находятся и как сориентироваться.

Побродив некоторое время, надеясь, что всё же удастся выйти на тропу, они в итоге дошли до небольшого озера. Что это за озеро и куда от него идти сёстры понятия не имели, но благоразумно решили остаться на берегу — тех, кто находится на одном месте найти всё же легче.

— И вот сдался тебе этот цветок? — недовольно пробурчала Ирма, усевшись на траве.

Она потёрла пальцами виски и поморщилась. Снова начинала болеть голова. В замке это случалось чаще обычного, наверное, это метеочувствительность, проявлявшаяся раньше довольно слабо, усилилась из-за непонятной и вечно менявшейся погоды. Конечно, Ирмелин старалась не подавать виду, что что-то не так, а потому о реальном положении вещей могла догадываться разве что сестра, которая благоразумно не рассказывала об этом всем и каждому.

Камилла подошла к озеру и, намочив носовой платок, обмотала им ножку цветка там, где та была обрезана. Она понимала глупость своего поступка, но ведь сейчас с этим всё равно уже ничего не поделаешь.

— Зато цветок действительно красивый, — Ками присела рядом, — полно тебе, уверена, нас найдут. Зато, вот, посидим среди природы, вдали от замка, развеемся, — она улыбнулась, но по выражению лица сестры поняла, что доводы получились неубедительными.

Вздохнув, Камилла отложила шляпу в сторону и растянулась на траве, закинув руки за голову. Раз ничего другого не остаётся, стоило хотя бы поискать положительные стороны в сложившейся ситуации и воспользоваться ими. До заката ещё время было, а там уж, если что, и стоило побеспокоиться хотя бы о том, как провести ночь. Ну, или о том, как быть, если придётся вернуться в замок после захода солнца. В любом случае, все переживания потом.

Кто знает, удастся ли им разобраться с проклятьем. Конечно, хотелось верить в лучшее, но не стоило слепо считать, что всё уже хорошо и они точно справятся, что жертвы не исполнят предначертанную им роль. Каждый день мог оказаться последним.

Возможно, она никогда больше не отдохнёт около озера, не полежит на траве, не понаблюдает за облаками, которые так любили складываться в причудливые фигуры. Возможно, все мечты и надежды оборвутся в одно мгновение, просто потому, что поколение, на которое возлагались надежды, не оправдало ожиданий. Печально думать об этом, но убегать от правды глупо. Смиряться со своей участью тоже не хотелось, однако тут, как ни прискорбно, сложно чем-то помочь, будучи обычным человеком.

— Ирма, как думаешь, а что стало с нашим домом? — спросила вдруг Камилла, нарушив затянувшееся молчание.

Ирмелин дёрнулась. Похоже, вопрос вырвал её из собственных мыслей. Она призадумалась. В последнее время как-то даже и не приходилось вспоминать о подобном, ведь домой уже не вернуться, дом остался в прошлом, новым домом стал замок.

— Я точно не знаю, но… — Ирмелин сорвала травинку и стала зачем-то завязывать на ней узелки. — Мы ведь написали дяде, что мама умерла и что по завещанию ему решать, что делать с домом. Возможно, он уже побывал в Лиоле… А как поступил — не знаю.

— А будут ли нас искать?

Вопрос, в целом, был бессмысленным, потому что от поисков всё равно не было бы никакого толку. Даже если кто-то набредёт на замок, сёстры его покинуть не смогут при всём желании. Но ведь хочется верить, что родственникам не безразлична твоя жизнь, что они хотя бы немного побеспокоятся.