Генри Олди - Ожидающий на перекрестках
Потом он пошептался в сторонке с Эйнаром – тот успел к этому времени переодеться – и вроде бы немного успокоился.
– Что он сказал тебе? – поинтересовался я у Эйнара, когда мы с ним вышли по нужде, оставив Гро присматривать за гостем.
– Спросил, почему Сарт Великий пренебрегает внешним исполнением обрядов Хаалана, – Эйнар сплюнул и неприязненно покосился в сторону дверей нашей комнаты.
– И что ты ему ответил?
– Ответил: пренебрегает – потому что Великий. И тебя, мол, зануду, заодно испытывает…
– А-а-а, – протянул я, в восторге от находчивости Эйнара и преимуществ собственного величия.
Когда мы вернулись, Гро уже успел накрыть на стол, а чернокнижник усердно обнюхивал каждый угол столешницы, выискивая самую северную сторону – в другом месте он сидеть наотрез отказался. А когда Грольн, не успев сесть, ухватил лепешку и потянулся за ломтем окорока, – лицо чернокнижника вытянулось, побагровело и приняло такое страдальческое выражение, что я всерьез стал опасаться за его здоровье и рассудок.
– Чего ты? – оторопело спросил его Гро, забыв откусить от вожделенной добычи.
– Обряд… – простонал чернокнижник.
– Какой обряд?
– Изгнания демонов… из пищи…
Лепешка выпала из рук Грольна. Я представил, сколько всяких демонов мы уже успели слопать в своем неведении, и меня затошнило. Голодный Гро нахмурился, взял в ладонь пригоршню канифоли из мешочка на поясе и исподтишка сунул руку в чехол с леем.
Я понял, что все готово для обряда.
И действительно, не успел я приподняться и воздеть руки, как подобает вершителю судеб демонических, – умопомрачительный визг распорол духоту нашей каморки.
Чернокнижник подскочил, как ошпаренный, с воплем зажал уши и долго стоял так, уставясь на нас и содрогаясь всем телом.
– Что это было? – наконец булькнул он, робко приоткрывая одно ухо.
– Демоны бегут, – услужливо пояснил Гро. – Хлебные и мясные… В страхе.
– И винные, – добавил Эйнар, извлекая вместительную флягу.
Дальнейшая часть ужина прошла в спокойствии и усиленном чавканье. Лишенная демонов пища пришлась нашему странничку по вкусу, и он ел за троих, не забывая прикладываться к фляге, как к святому символу.
…Поздним вечером, плавно стекающим в тихую, уютную ночь я перечитывал написанное. Я снова видел Дом-на-Перекрестке, лишенный Предстоятелей, блестела ваза в руках перекупщика-ювелира, корчился у сандалий Гро Косматый Тэрч, хохотал хозяин бойцового Арчи, умирал юный послушник Хаалана со стилетом в печени, и шествовал по переулку великолепный Эйнар в сверкающих доспехах…
Чернокнижник растянулся на соломенной циновке, Эйнар привалился к стене рядом с расслабленным Гро, перебирающим струны, и из их прерывистого рокота внезапно родились слова:
Если станет слепой Цитадель на горе,Ты услышишь: подковы стучат во дворе.Я вернусь, я вернусь, я вернусь на заре…[1]
«Я вернусь на заре, – подумал я, бессмысленно глядя на пока еще чистый лист. – Наверное, так… куда-то вернусь, откуда-то уйду… Может быть, встречу Таргила… отыщу Лайну, или выйду на Перекресток и призову Дом. Или еще что-нибудь… Сарт Великий, шут гороховый Их Величеств Случая и Судьбы…»
Если ветер с востока приносит грозу,Глянь в окно – и меня ты увидишь внизу.Я вернусь, я вернусь, прилечу, приползу…
«Пой, мальчик», – подумал я, и внезапно мне показалось, что всех тех людей, кто встречался нам за последние дни вне стен Дома – что их не существует на самом деле, что они есть только здесь, в моих записях, в виде знаков на шуршащих страницах… один шорох тому назад – и мирно посапывающий чернокнижник вновь сует стилет в бок своему болтливому собрату; два шороха тому назад – и Ужас возносит ввысь орущего Арчи, или Гро топчет душу матроса в портовой таверне…
Сто шорохов тому назад – Фольнарк, Лайна, спящая на моем плече, смерть Клейрис… опустевший Дом…
Шелест страниц реальности? Поднеси горящую свечу – и…
Если вспыхнут пожары над месивом крыш,Если выйдут на улицы полчища крыс,Я вернусь, я вернусь, ты не бойся, малыш!…
– Чья это песня, Гро? – спросил я.
– Моего отца, – ответил Грольн Льняной Голос. – В последний раз он пел ее мне перед смертью. Я пел ее в первый раз для Клейрис… тоже перед смертью. И вот сейчас… сам не знаю – перед чем.
Если люди устанут от собственных игр,Я вернусь, я взорвусь, я ворвусь, словно вихрь,Я вернусь!…
– Я вернусь! – эхом отозвалось в моем мозгу, словно в пустом Доме кричал кто-то, окаменевший в упрямом сопротивлении, невидимый и незнакомый.
Куда?! Когда?…
Сколько людей до меня мучились этим же вопросом?!
Сколько – не получили ответа?!
…А потом я заснул. И проснулся только утром.
24
– Ну? – требовательно спросил я у чернокнижника, когда мы с ним вышли в коридор постоялого двора Арх-Ромшит.
– Что – «ну»? – он поспешно отвел глаза, и я не успел понять смысл их странного выражения.
– Веди меня к Таргилу.
– Не смейтесь надо мной, Великий… или вы снова испытываете вашего покорного слугу?
На миг я порадовался, что в коридоре никого нет – ни Гро, ни спящего Эйнара, ни других людей.
– Испытываю, – ответил я, пытаясь придать себе строгий и величественный вид. Боги, что я говорю?!
– Вверх по лестнице, второй ярус, – тихо прошептал он, – налево по коридору… пятая дверь. Сами же небось знаете, раз привели меня сюда!…
И я поднялся по лестнице на второй ярус, свернул налево и немного постоял перед пятой дверью, слыша гулкие толчки собственного сердца, и щеки мои горели краской стыда.
А на лестнице ожидал чернокнижник, зовущий меня Великим.
Потом я толкнул дверь и увидел Таргила.
– Ну, здравствуй, Сарт-Мифотворец, – сказал мне Таргил.
– Здравствуй, Таргил-Предстоящий, – ответил я.
Нам было о чем поговорить.
ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС…Шалишь, Сарт, ты хоть и мой учитель, но провести себя я не дам! Тебе этот старикашка нужен живым. Тебе хочется знать, знать то, что знает он, знать – как, почему, куда… знать!
А потом ты, возможно, позволишь мне убить его. Потом, после – только вот ОН этого не позволит! Плевать он на тебя хотел, и на меня, и на всех нас – ускользнет, сволочь, ищи-свищи… неужели ты этого не понимаешь, Сарт-умница, великий учитель?!
А я ничего не хочу знать – я уже знаю! Знаю, что он – убийца Клейрис, и что я – его смерть. Сегодня. И сейчас.
Навсегда.
И кинжал я припас – тот самый, заветный, из Фольнарка, узкий и прямой, как моя дорога…
Я верну его!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});