Холли Лайл - Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов

Она была слабейшим звеном. Соколом наименее сведущим в магии, наименее опытным, плохо контролирующим высвобождаемые ею потоки энергии, наименее способным отразить нападение, целью которого было извергнуть ее душу из тела. Она ощущала, как борется рядом с ней Дугхалл, как Алариста пытается помочь ей, но душу Зеркала, безжалостную и могущественную, как океан, нельзя было остановить. Как нельзя преградить путь морю, хлещущему свои воды сквозь единственную дыру в собственном дне.

Она потеряла опору и запаниковала, опасаясь, что не переживет этот день. Дугхалл пытался удержать ее, Алариста старалась помочь ей, но Кейт уже ощущала ликование и злорадство, испытываемые душой Зеркала, и надежда вместе с уверенностью покинули ее.

— Она всего лишь ребенок, и слабый ребенок. Посмотри лучше на меня. Я могу предложить тебе большее, — раздался вдруг голос Аларисты, и душа Зеркала застыла на миг. Кейт почувствовала, как оно оценивает ее… сравнивает тусклый свет, который она излучала, ее медленную реакцию и скверную способность к защите, с ослепительной чистотой света, исходящего от Аларисты. Должно быть, Зеркало увидело в этом нечто привлекательное для себя, некую слабину, которой оно и решило воспользоваться, ибо на всех троих вновь обрушилась волна, но теперь основная сила удара была направлена на Аларисту.

В отличие от Кейт Алариста не сопротивлялась. Кейт видела окружавший Аларисту ослепительный свет, ощущала неизмеримую мощь ее души, но эта душа просто наблюдала… Алариста позволила душе Зеркала укорениться в ее теле, по одному оторвав от плоти якоря, связывавшие с ней душу. Дугхалл и Кейт еще боролись с поглощавшим ее чудовищем, но без помощи Аларисты они проигрывали битву.

— Алариста! Держись! Сопротивляйся, — закричал Дугхалл. Голос ее обратился к их душам. Отпустите меня. Теперь я выполнила свое дело.

И в этот миг душа ее отлетела, зацбунд распался. Мудрость и сила тысячи Соколов оставили Кейт, теперь она имела лишь то, что досталось ей от рождения. Вернувшаяся в ограниченную реальность собственной плоти, она повалилась на пол, обессиленная и изнемогающая, руки ее выскользнули из ладоней Дугхалла и Аларисты. Дугхалл тоже упал на колени и, опершись рукой об пол, чтобы не рухнуть ничком, принялся раскидывать грудку блестящей металлической пыли во все углы комнаты. Только пыль осталась от Зеркала, но душа его не исчезла.

— Я во плоти! — вскричало чудовище, завладевшее телом Аларисты. — Моя собственная плоть! Я сделаюсь богом.

И оно заплясало по комнате. Кейт увидела, как заходили старые кости, как вздуваются и опадают вновь дряхлые мышцы. Глаза старухи смотрели на нее, наполняясь отвратительной злобой.

— Я стану богом, а вы… будете моими первыми жертвами.

Чудовище расхохоталось.

Но смех его превратился в кашель.

Губы, принадлежавшие раньше Аларисте, посинели, лицо вдруг сделалось серым и восковым. Чудовище согнулось, задыхаясь, и вцепилось себе в грудь пальцами, превратившимися в когти, колени его подогнулись, и тело Аларисты повалилось на пол, дергая руками и ногами, словно тряпичная кукла. Тварь бессильно разевала и закрывала рот, пытаясь втянуть воздух и выплевывая при каждой попытке кровавую пену.

— Нет! — прохрипело чудовище, но это было его последнее слово. Оно яростно смотрело на Кейт и Дугхалла, и красный огонь чар осветил плоть изнутри. Однако тело Аларисты было уже на пороге смерти. Срок его вышел, прежде чем душа Зеркала успела восстановить поврежденные старостью органы. Глаза умирающего еще горели красным огнем, но теперь они напоминали скорее угольки потухающего костра. Хрупкая грудь слабо вздымалась, словно прохудившиеся кузнечные мехи, пальцы цеплялись за пол. А потом с последним булькающим вздохом огонь в глазах погас, и душа Зеркала покинула тело Аларисты.

Кейт, встав на четвереньки, принялась оплакивать смерть подруги.

— Она спасла нас, Кейт, она спасла всех нас, — ошеломленно произнес Дугхалл. — Если бы не Алариста, Зеркало Душ победило бы. А теперь она соединится с Хасмалем.

Взгляд его сделался задумчивым, и он прошептал:

— Так вот почему…

И с виноватым выражением на лице отвернулся.

— Что? — спросила Кейт.

— Если бы кольцо образовали ты, я и Ри, мы потерпели бы поражение. Лишь Алариста могла сделать то, что она сделала.

— Понимаю, — ответила Кейт, не понимая, впрочем, причины виноватого выражения, все еще не сошедшего с лица дяди. — Но теперь ее нет с нами, и я потеряла еще одного друга.

Она вспомнила прежнюю Аларисту, рыжеволосую красавицу, встретившую их на дороге из Калимекки… стройную женщину, бросившуюся в объятия Хасмаля с радостью столь искренней, что она буквально осветила их обоих. Кейт вспоминала ту Аларисту, которая беседовала с Хасмалем и Кейт в фургоне, пытаясь отыскать ответ на угрозы Драконов. Она вспоминала ту, что отдала свою молодость Дугхаллу, ради шанса спасти любимого от пыток и смерти. И теперь та самая Алариста отдала свою силу и жизнь, чтобы спасти всех жителей Калимекки, чтобы победить душу Зеркала, чтобы спасти Кейт.

— Смерть ее унесла из мира что-то очень важное, — негромко произнесла она.

Тихий голос, шедший из тьмы, голос из бесплотного и бескровного мира донесся до слуха Кейт:

— Мы пришли за своим.

Вздрогнув, она огляделась и заметила, как побледнел Дугхалл.

— Это духи мертвых Галвеев, — прошептал он.

Тело Аларисты засветилось изнутри красным, кошмарным рубиновым пламенем. Огонь становился ярче, мертвая плоть сделалась прозрачной, и Кейт на мгновение заметила кости, показавшиеся под кожей, внутренние органы, сосуды, по которым прежде бежала кровь. Свет разгорался все ярче, и она уже ощущала прикосновение чар к собственной плоти, к своему нутру, к своему разуму… чар, постоянно чувствовавшихся в доме с того самого дня, когда она вернулась сюда, но сделавшихся теперь сильными, опасными и зрячими. Тело Аларисты стало совсем прозрачным, как стрифианское стекло, свет уже жег глаза Кейт, но внезапно и тело, и свет исчезли. Оставив, впрочем, ощущение того, что чары не ушли, они по-прежнему здесь — терпеливые, бдительные, ненасытные.

Повернувшись к Дугхаллу, Кейт заметила слезы на его глазах.

— Каждая победа наносит нам новые, кровоточащие раны, — сказал он. — Сегодня горький день.

Он с трудом поднялся на ноги и повернулся к двери.

— Старые иберанцы были правы, когда запретили ворожбу в пределах страны и уничтожили всех обнаруженных ими чародеев. Ибо сколько бы добра ни принесли Соколы, чары Волков и Драконов успели нанести куда больший ущерб. Лучше бы не было вообще никакой магии. И чтобы ни один чародей никогда бы не появился бы на свет.