Андрэ Нортон - Колдовской Мир

Следить за нами было некому, потому что даже большие собаки заразились общей паникой и бежали за хозяевами без оглядки.

— Когда будем в безопасности, — сказала Джелит, — у меня, кажется, есть кое-что, что вернет нам прежний вид.

— Отлично, — согласился Саймон. — Но сначала оставим как можно больше пространства сзади.

На этой стороне реки были луга. Вероятно, когда-то здесь находились фермы, хотя там, где мы проходили, не было и намека на строения. Когда мы подошли к линии деревьев, я убедилась, что раньше здесь жили люди в мире и довольстве. Деревья ничем не напоминали зло того ужасного леса. На них распускались бутоны, это был фруктовый сад.

Некоторые деревья были мертвыми, расщепленными бурей, погибшими от старости, но многие еще цвели, как обещание продолжавшейся жизни. Жизнь действительно продолжалась. Птицы гнездились здесь в изобилии. Видимо, они надеялись на ранние плоды для своего пропитания.

Если тот лес был отмечен клеймом зла, то здесь чувствовался благословенный источник добра. Я ощущала запахи трав, слабые, но бодрящие. Тот, кто сажал этот сад или ухаживал за ним, посадил также и растения, служившие для лечения и блага.

Здесь не было голубых камней безопасности, но был мир и полное спокойствие.

Здесь мы и остановились. Айлия спала.

Мать достала чашу, изображавшую сложенные ладони. Держа ее в когтях, она медленно поворачивала голову, как бы ища впереди направляющую точку, а затем пошла к одному из деревьев и опустилась на землю. Я пошла за ней, ведомая тем же слабым запахом.

В маленьком бассейне журчал источник.

Над ним стояло молодое зеленое растение, с мелкими желтыми цветочками. Мы в детстве называли их «глазастиками». Они были хрупкими и держались всего один день, но это были первые весенние цветы.

Мать встала на колени и до половины наполнила чашу водой из источника. Осторожно держа ее, она вернулась к нашему временному лагерю под деревьями.

— Разведем костер? — спросила она отца.

Рогатая и клыкастая его голова закачалась.

— А это необходимо?

— Да.

— Пусть так.

Я уже собирала под мертвыми деревьями длинные и сухие стебли и ветви, выбирая те, которые дадут сильный, приятно пахнущий дым, и достаточно высохшие, чтобы горели быстро и ярко.

Отец тщательно сложил маленький костер и зажег его. По знаку матери я бросила в огонь щепотку трав, которые она набрала в корзинке племени.

Джелит наклонилась над огнем, держа чашу обеими лапами и пристально вглядываясь в нее. Я видела, что вода в чаше затуманилась и стала как бы фоном для ясного рельефного изображения. В глубине чаши стоял мой отец — не чудовище, следившее за костром, а человек. Я поняла, что надо делать, и присоединила свою волю к воле матери. Даже вдвоем это было трудно. Изображение в чаше медленно изменялось. Оно становилось бесформенным, чудовищным, а мы следили и напрягали волю. В конце концов изображение полностью совпало с тем существом, которое вело нас через реку.

Тогда мать дунула в чашу. Изображение исчезло, осталась только вода, такая же чистая, какой была вначале. Когда мы подняли головы, стараясь выпрямить наши горбатые спины, мы увидели, что отец снова стал человеком.

Мать передала чашу отцу, а не мне.

Она смотрела на меня с некоторым сожалением, если такое выражение можно заметить на ее страшной морде, и заметила:

— Он самый близкий…

Я кивнула. Она была права. У него мысленное изображение выйдет наиболее отчетливым. Я послала свою силу отцу, пока мать отдыхала. Я тоже чувствовала нарастающую усталость и принуждала себя к борьбе. Мать в чаше медленно превращалась из высокой статной женщины в чудище, пока мы не решили, что сделано это хорошо, и отец сдул отраженного в воде демона в ничто, — Отдыхай, — приказала мне мать. — Остальное мы должны сделать сами, как в свое время дали тебе жизнь.

Я растянулась на земле и смотрела, как они наклонились над чашей, и знала, что они рисуют меня такой, какой запомнили.

Но мы были так долго с ними в разлуке. Смогут ли они построить ту «меня», какую я видела в зеркале? Странная мысль, чуточку тревожная. Я перевела взгляд на цветущие ветви деревьев, под которыми лежала. Во мне поднялось великое желание остаться здесь навсегда, сбросить с себя весь груз.

Что-то звякало вдоль моего тела, но я не обратила внимания на это. Глаза у меня закрылись и я, кажется, уснула.

Когда я проснулась, солнце припекало сильнее и клонилось к западу. Значит, добрая часть дня уже прошла. Я удивилась, почему мы не уходим.

Я подняла голову, оглядела себя и увидела, что вернулась в свой облик.

Мать прислонилась к дереву, а отец лежал, положив голову ей на колени. Он, видимо, спал, а она ласково гладила его по волосам, но смотрела не на него, а куда-то в пространство, и на губах ее была улыбка, смягчавшая ее обычно суровое лицо. Теперь оно было даже нежным, как будто она вспомнила о чем-то счастливом.

Меня опять охватило нелепое чувство одиночества, пустоты, которое появлялось и раньше, когда я была свидетельницей их чувств друг к другу. Я как бы смотрела на уютную теплую комнату из темной холодной ночи. Мне даже хотелось стереть эту радость с лица матери, сказав ей: «Ну, а что для меня? У Киллана и у Кемока это есть, а я думала, что найду в Дензиле. Неужели правда, что, как я узнала от него, любой мужчина посмотрев на меня, увидит только оружие для осуществления своих честолюбивых замыслов? Неужели я должна отогнать напрасные надежды и пойти узким, бесплодным путем Мудрых женщин?»

Я встала. Мать взглянула на меня с нежной улыбкой. Я и в самом деле нарушила ее мечтательную задумчивость, но не совсем по своей воле. Ее улыбка стала шире, она согрела меня.

— Такие чары — утомительная вещь. А место здесь хорошее. Обновляются тело и душа.

Отец зашевелился и встал, позевывая.

— Это верно. Но нельзя спать весь день. Нам нужно пройти порядочное расстояние до темноты.

По-видимому, отец прекрасно выспался. Наш отдых хорошо сказался и на Айлие, а может, мать освободила от полного мозгового контроля и ее. Она достаточно пришла в себя, чтобы идти после того, как мы поели из припасов племени.

И вот мы оставили этот оазис добра в старом лесу. Когда я проходила мимо последнего цветущего дерева, то отломила веточку, понюхала цветок и воткнула себе в волосы, как какую-нибудь драгоценность.

Удивительно, что аромат не ослабел, когда цветок начал вянуть, а наоборот усилился, так что я как бы окружила себя этим нежным запахом.

К ночи мы остановились на вершине небольшого холма, с которого можно было наблюдать во всех направлениях. Мы не стали разводить огонь, но когда темнота сгустилась, мы увидели вдали светившуюся точку — несомненно, костер, как решил отец. Поскольку, эта точка была на юге, отец подумал, что там лагерь племени, но очень далеко от реки. Вероятно, они не вернулись на берег даже для того, чтобы подобрать брошенные вещи.