Рейнеке Патрик - Ива и Яблоня: Новое платье королевы

— Спасибо, ваше величество.

— Так вот, любопытная вещь состоит в том, что по обычаям Нидерау имущество и благородный статус наследовались в том числе и по женской линии… А ведь вы помните, что Апфельштайны утратили Дункльвальд именно потому, что у старого графа Готхарда не осталось прямых потомков по мужской линии, и тогдашний князь Оберау взял их владения под свою опеку… Примечательно, впрочем, что несмотря на это они все-таки сохранили за собой замок и кое-какие владения вокруг него. Но в случае с Дункльвальдом это, безусловно, была чистой воды узурпация.

Она пожала плечами. Собственно говоря, именно таким образом эта ситуация и рисовалась в семейной традиции Апфельштайнов. Но что поделать, время было суровое: на чьей стороне сила, тот и побеждал.

— Понятно, что говорить о каком-то восстановлении исторической справедливости спустя несколько сотен лет, уже не приходится, — продолжал его величество. — Скажу честно, нас вынуждают к тому финансовые обстоятельства… Но вы ведь привыкли с детства жить в бедности… да и мачеха ваша, я так полагаю, приучила вас к экономному ведению хозяйства.

Не вполне понимая, к чему он ведет, она кивнула.

— К тому же вы отработали целый год у Марион, так что немного представляете себе, как нужно вести дела. Я думаю, что вы справитесь…. Задача, впрочем, перед вами будет стоять непростая. С одной стороны, надо научиться извлекать из этого владения какой-то доход — хотя бы для того, чтобы привести лес в порядок… Батюшка ваш, будем откровенны, в последние годы его сильно запустил. Взять хотя бы лесную дорогу, которой по весне стало невозможно пользоваться… С другой стороны, очень важно сохранить природное богатство Дункльвальда, эту нашу прекрасную сказочную страну Нидерау… Но что я вам рассказываю? Вы и без меня знаете, что будет лучше для этого леса… У моего сына есть какие-то задумки устроить в пойменных рощах заповедник для зверей и птиц. Кого-то он там собирается приглашать из Вены для правильной организации лесопосадок… Но это он уже с вами пускай договаривается… Вам все равно виднее, вы этот лес знаете лучше кого бы то ни было.

— Чтобы вам было где жить, — продолжал король, — было решено сдать вам в долгосрочную аренду Апфельштайн… Это вполне логично, ведь когда-то он составлял с Дункльвальдом единое целое… Арендная плата высокой не будет, но одним из непременных условий будет завершение ремонта с сохранением исторического своеобразия замка. Задача эта нелегкая, но вы, думаю, сумеете договориться с нужными людьми. У сына есть идея устроить в замке музей, и тогда, возможно, со временем все затраты окупятся… Я думаю, вы понимаете всю величину ответственности, которая отныне ложится на ваши плечи.

— Да, ваше величество. Я понимаю. Сохранить Дункльвальд и восстановить Апфельштайн — это очень серьезное и благородное дело.

— Я верю, что вы сумеете найти этим задачам правильное решение. Надеюсь, ваше волшебство поможет вам в этом.

Он ждал ее, расхаживая взад вперед по тронному залу. Подойдя к нему, она взглянула на него испытующим взглядом. Он тоже смотрел на нее с немым вопросом.

— Я стала графиней Дункльвальдской? — спросила она, заговорщицки подняв бровь.

Он отрицательно помотал головой.

— Нет, пока не составлен соответствующий указ, пока он не подписан и не оглашен в ассамблее.

— Хм… И когда же все решилось?

Он пожал плечами. Какая, мол, разница…

— Самым трудным оказалось уговорить маму не переезжать на лето в Апфельштайн. Но поскольку там опять протекла крыша, все разрешилось само собой…

— То есть начать нужно будет с этого.

— Да, и как можно скорее…

Он протянул руку и взял ее за локоть.

— Пойдем, покажу одну вещь. У меня для тебя подарок.

Он привел ее в свой рабочий кабинет. Там прислоненный к одной из стен стоял большой живописный холст на подрамнике высотой примерно в три метра.

— Я думал сначала повесить портрет на центральной лестнице в Апфельштайне. Но когда я увидел ее, у меня появились в этом большие сомнения…

На картине была изображена королева Нидерау в момент превращения. Золотые листья летели почти горизонтально, как хлопья снега в сильную метель, и не понятно было, где кончается ее платье, а где начинается золотой узор, служивший ей фоном. Она стояла вполоборота, словно захваченная и закрученная тем же вихрем. Голова ее была закинута к правому плечу, но взгляд ее шлейфом летел из-под опущенных ресниц влево, словно она только что отвернулась и еще не успела перевести взор. И все время хотелось отступить на несколько шагов в сторону в направлении этого взгляда и попытаться поймать его, но это никак не удавалось. Глаза полуприкрыты, причем левый глаз сильнее, чем правый, рот полуоткрыт, и видно было, как она слегка закусила край нижней губы. Высоко зачесанные волосы были скрыты венком из красно-желтых кленовых листьев. Выбившаяся из-под венка прядь, едва различимая на фоне листьев, протянулась тонкой ниткой через ее рот и подбородок, и конец прядки был зажат между пальцев правой руки. При это лицо и кисть, выполненные голубоватыми и бледно розовыми туманными мазками, казались менее реальными, чем ее платье, и оттого выглядели еще более чувственными, хотя дальше, казалось, уже некуда.

Когда он увидел картину впервые, он поразился, откуда художник мог узнать у нее это выражение лица. Потом поразился тому, что он сам моментально узнал это выражение, хотя ни разу еще не имел возможности его видеть. Но почему-то был уверен, что оно будет именно таким. Он перевел взгляд на стоящую рядом с ним девушку. Глаза ее были широко распахнуты, рот в изумлении открыт.

— У нее мое лицо… — удивленно прошептала она.

— Так было задумано.

— Она очень красивая. И… и на нее страшно смотреть. Листья… они будто бы движутся.

Она резко повернулась к нему:

— Ты прав, в живую это должно быть очень страшно.

Потом она еще раз взглянула на картину и с грустью сказала:

— Да, это нельзя вешать на всеобщее обозрение. Никто не поймет.

Ему самому казалось, что как раз наоборот, все поймут это выражение лица слишком хорошо, и сочтут изображение непристойным.

— Но ты ведь можешь повесить картину у себя в кабинете, — оживилась она, как только повернулась к холсту спиной. — Или в какой-нибудь другой комнате, куда будешь приводить избранных компаньонов. Это будет одной из загадок Апфельштайна! И все будут стремиться войти к тебе в доверие, лишь бы только увидеть ее.

Он улыбнулся ей, обнял за ее плечи и, почти прижавшись губами к ее крошечному ушку, прошептал: