Ника Ракитина - Ясень

Уж не тот ли, что лежит на земле передо мной?

Пить хотелось. В горле кололо. Я оглянулась. Медленно, как во сне, слезали с коней товарищи, шли по земле неуверенно, будто учились ходить. Ко мне подошел Тума. Его светлые волосы были встрепаны и грязны, шлем он держал на локте одной руки и лизал окровавленные костяшки пальцев другой.

— Ты что, ранен? — спросила я.

— Нет, — вздохнул он. — Разбил о чьи-то зубы, а перчатку потерял. Воды хочешь?

— Хочу.

Он снял с пояса долбленку, вытянул зубами затычку и протянул долбленку мне. Вода была муторно-теплая. Преодолевая тошноту, я сделала два глотка и вернула баклажку Туме:

— Не могу, теплая. Здесь колодец есть?

Лицо его дернулось:

— Там мертвецы, в колодце.

— Что?

— Не надо, — попросил Тума, страдальчески морщась. — Я лучше к речке смахаю, есть здесь где-то речка…

— Постой, а Керин где?

— Там, — махнул он рукой в сторону догоравших изб.

Я пошла туда…

Керин сидела на земле рядом с женщиной, одетой в холщовую рубаху, измаранную кровью. Волосы женщины были растрепанны, по худому темному лицу трудно было угадать, сколько ей лет. Женщина сидела, поджав ноги, и сухо блестящими глазами смотрела на торчащие во все стороны тлеющие бревна, которые еще недавно были домом. Керин, обхватив погорелицу за плечи, что-то говорила ей. Но женщина, казалось, не слышала. Вдруг подорвалась, но Керин потянула назад, и несчастная вновь покорно села.

Подошли молчаливые Велем и Гино. Я коснулась плеча бортника, шепнула:

— Что такое?

Гино повернул ко мне тяжелый взгляд. Знаком позвал отойти.

— У нее там дети были, — кивнул он на пепелище. — Она туда хотела… еле удержали.

Я посмотрела на оцепеневшую женщину, на Керин, на ленивый желтый огонь и поняла, что сейчас разревусь. Я кивнула Гино и быстро пошла прочь… подальше от людей, от всякого, кто мог заглянуть мне в лицо и упрекнуть, что воины не плачут. Дозорные пропустили меня без слова. Я дошла до опушки, села на землю, спиною к березе, и зарыдала. Меня трясло. Мир дрожал перед глазами, кривясь и расплываясь. Я не вытирала слез.

Меня нашел Тума. Молча протянул шлем, наполненный водой. Я зачерпнула горстями, плеснула в лицо раз, другой, третий… Ледяные струйки бежали по щекам, затекая за ворот. Не утираясь, я поднялась и пошла к веси. Тума молча шел следом.

Огня уже почти не было, только серые струйки дыма поднимались над пеплом. Несколько ратаев копались в пепелищах, разгребая еще теплую золу. Леськин Мартин и Ратма вели коней. Им помогал местный паренек, приземистый и кудлатый. Поверх груботканой сорочки на нем была богато расшитая перевязь с мечом в ножнах. Меч то и дело стукал паренька под колено, и кудлатый смешно подпрыгивал: не привык еще.

Когда парни проходили мимо, я услышала, как Мартин говорит:

— Наша удача, что сытые да пьяные. Иначе б просто не вышло, воины мы так себе.

— Да, застали… — чернявый Ратма покосился на местного. — А вы и не чесались даже…

— Мы люди мирныя, — буркнул владелец меча.

— Таких вот кнехты и любят, — фыркнул Ратма.

Парень втянул в себя воздух, подергал «яблоко» меча, поглядел букой исподлобья:

— Всех порешили… Никто не ушел. Так и надо… чтоб всех…

Пухлые губы задрожали.

— Пошли, парень, — пробормотал Ратма виновато. — Рука у тебя крепкая. Пошли, дело не ждет.

— Эй, Керин зовет, — издали звонко крикнула Мирна.

Я подошла.

— Ну что, ранен кто-нибудь?

— Да не-ет, — Тума спрятал руку за спину, — так, царапины.

— С этим — к Леське. Велем, труби сбор. Возвращаемся.

— Оружие надо снять с мертвяков, — сказал ясенец.

По лицу Золотоглазой пробежала тень.

— Да, — сказала она. Посмотрела на меня:

— Наири?

Я улыбнулась. Постаралась, по крайней мере. Мы победили, и никто из нас не убит. Разве не удача?

Она кивнула, словно отвечая моим мыслям.

Хриплый звук рога заставил отозваться коней и уцелевших шавок и подскочить копошащихся в золе погорельцев. Старший, хромая, подошел к Керин. Хотел снять шапку, да шапки не было. Тогда он просто почесал седую голову.

— Ты уходишь, Избавительница, — вздохнул он. — У тебя своя дорога.

— А вы…

— В лес. Похороним своих мертвых и пойдем. А этих… — он сплюнул и, застеснявшись, затер плевок ступней. — В лес уйдем.

— До зимы отсидитесь, а после?

Ратай посмотрел исподлобья:

— Не пущу парней. Нам весь подымать. Зачем тебе наши? Они и меча до сегодня не видели.

Парни — ушки на макушке — стали стягиваться за его спиной. Заворчали.

— А-а, — махнул старший, — пусть идут, кто хочет.

— Я с ними пойду, — от резкого хриплого голоса погорелицы вздрогнули все, а вспугнутая ворона заметалась над головами.

— Ты чего, Нэнна? Ты ж баба! — старик даже притопнул.

— Я драться сумею.

Я поняла — сумеет. Если сразу не убьют. А Керин кивнула.

— Пусть беда обойдет вас.

— Пусть вам солнце пошлет удачу, — тихо ответил ратай. — Прощай, Золотоглазая.

Костры отражались в реке, и их становилось вдвое больше. На отмели, всплескивая копытами воду, бродили расседланные кони. Из дорожных мешков достали изрядно уменьшившиеся запасы — часть их Тума под шумок, не спросив разрешения, раздал погорельцам.

— А что… мы дичи настреляем…

Я вздохнула: да какая тут дичь…

— У, пни болотные, — честил кнехтов Мелдена Ратма, выдирая из вороных кучеряшек мелкий лесной сор, — нас не побили, так ужин испортили.

Пришлось обойтись сухими лепешками и кореньями, запеченными в золе. Этих Леська с парнями натащила полно. Коренья оказались вкусными, с хрустящей корочкой, хоть Тума и ворчал, что от Леськиной еды в оленя превратится.

— Зато болтать не будешь, — отрезала рыжая.

Из сожженной веси с нами ушли трое парней да Нэнна. Девушки умыли ее, переодели в свое запасное, и оказалось, что она совсем не старая, красивая даже. Парни разобрали бахтерцы и оружие, снятые с убитых. Сейчас, когда все сидели у костров и хрустели лепешками, уже трудно было отличить своих от пришлых.

Керин сидела с нами, даже смеялась шуткам, но я чувствовала, что ей плохо, и не только из-за усталости. С трудом я увела ее туда, где были приготовлены постели. Керин вначале отнекивалась, потом все же легла, и я закутала ее плащом. Она уснула почти сразу, а я долго сидела возле, привычно вслушиваясь в ее легкое прерывистое дыхание.

От костра кто-то к нам шел. Я узнала Туму и поднялась навстречу.

— Спит? — прошептал он. Протянул ладонь: — Гляди, чего нашел.

На ладони лежала круглая, с неровными краями бляха. Что-то на ней было выбито, но что, в темноте я не могла разобрать.