Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Я про Ханниола. Ведь он слоняется сейчас в полном одиночестве по пространству скуки. Печальный. Растерянный. Всеми забы…

— Тьфу ты! Нашла о ком думать! Не пропадет, не бойся. — Астемида взяла на руки кошастого и пригрозила ему пальцем, чтобы тот не выдал ее тайну. Но тут же сама выпалила:

— Я чернильника отловила! А? Как тебе?

Всуе упомянутый Ханниол продолжал свое движение на север. Так как здесь отсутствовала смена дня и ночи, определить сколько времени прошло в Сингулярности становилось все трудней и трудней. Когда тянуло в сон, он просто сворачивался клубком у ближайшего дерева, как это делал Лео, да погружался в спасительное забытье. Самым ярким первым впечатлением была лежащая на пути деревня, вернее — ее неодушевленные обитатели. Пятнадцать или шестнадцать домиков хаотично располагались рядом, даже не образуя прямой улицы, тем более правильного многоугольника. Хану показалось это безвкусицей. Несколько кукол скульптурами стояли неподалеку — с нелепо разведенными руками и затвердевшими эмоциями на лицах. Все без исключения они были небольшого роста — даже ниже, чем Авилекс. Простые одежды, простая обувь… где-то в древних свитках упоминается слово «крестьяне». Может, они и есть?

— Здравствуйте, — робко произнес Ханниол и испугался. Вдруг скульптуры дрогнут? Вдруг кто да обернется?

Глупо, конечно. Ближе всех находились две куклы-девочки в белоснежных чепчиках, они о чем-то пытались беседовать. Одна внимательно слушала, нахмурив брови, в руке же держала маленькое плетеное лукошко с декоративными грибами. Другая, открыв рот и размашисто показывая растопыренные пять пальцев, пыталась первой что-то сказать. Именно в этот момент время остановилось, превратив их пластмассовые лица в театральные маски.

— Интересно, сколько всего таких вот «жителей» обитают в пространстве скуке? — уже тихо, себе под нос пробормотал Хан и, озираясь, прошел еще десяток шагов.

Там, нагнутой у колодца, располагалась статуя куклы-мальчика. Он, как и Авилекс, носил шляпу с высокой тульей, только материалом попроще да расцветкой побогаче. Ханниол сам нагнулся да внимательно посмотрел в его стеклянные глаза, испытав очередную волну страха. Если б мальчик сейчас хоть слегка моргнул, он бы в ужасе вскрикнул. Даже успел представить себе эту картину. Но нет. Всякое движение здесь отсутствовало. Когда-то очень давно этот мальчик захотел опустить ведро в колодец, но время, остановившись в самый неподходящий момент, так и оставило ведро висеть в воздухе вместе с грубой веревкой, привязанной некрасивым узлом.

Еще пять или шесть кукол когда-то шагали в разные стороны, даже не подозревая, что очередной их шаг обречен длиться вечно… ну, или почти вечно. «Вот интересно», — подумал Хан, — «а сам виновник трагедии, нищий Нун, тоже до сих пор сидит где-то на троне? Что ж, он своего добился. И тот глупый правитель, что разрешил… как же его имя?.. Равети… Равета…» Ханниол хотел было связаться по ракушке с Авилексом, но передумал. Тот и так уже раздражается, если его беспокоишь по пустякам.

Глаза всех кукол-статуй были лишены главного — осмысленного взгляда, внутреннего тепла и хотя бы иллюзорных признаков жизни. Статуи стояли ослепшими, рассматривая плоский мрак собственной пустоты. Деревья вокруг с равным успехом изображали бездушный дендрарий, этакий музей смерти наяву: хоть бы один листик пошевелился… Их ветви точно погрузились в густую среду, как будто весь воздух в округе вмиг обернулся затверделым стеклом.

И хоть бы малейшее дуновение ветерка…

Ханниол, поборов сомнения, решил зайти в одну из хижин. По сути — это те же бревенчатые сооружения, что у них на поляне, только вместо черепичных крыш возвышались размашистые охапки соломы. Дверь даже не скрипнула, когда он ее открывал. Да, пространство скуки не баловало слух никакими звуками. Внутри довольно убогая обстановка, какие-то тряпки разбросаны по всему полу. Но главное — часы. Их стрелки были сломаны, а циферблат разбит. В бывшем часы наверняка представляли здесь единственную роскошь, такой вывод напрашивался из-за их красивой хрустальной огранки. Теперь же это никому ненужный металлолом, художественно обрамленный, но не более того. Хан заглянул еще в некоторые домики, и везде похожая картина: циферблаты часов разбиты, а стрелки либо вырваны с корнем, либо коряво согнуты. Права, значит, легенда…

Открывая очередную дверь, Хан ойкнул и отпрянул. Внезапно обнаруженная в дверном проеме неустойчивая кукла-статуя свалилась прямо на него. Видать, когда-то она уже готовилась выйти на улицу, но не успела. Ханниол заботливо прислонил ее к стене. Неужели когда время будет снова запущено, все они, как ни в чем не бывало, пойдут по своим делам? Ведь для них сейчас вечность длится как одна капля-секунда. Он уже вообразил себе картину, в которой нищий Нун с позором изгоняется с королевского трона, а ему кричат вдогонку: «в следующий раз надо думать, прежде чем указы отдавать!»

Ханниол чувствовал, что на протяжении всего странствия что-то гнетет его изнутри, и это «что-то» никак не связано с пространством скуки. Какой смысл скрывать — он просто хотел видеть Астемиду. Все думал, чары вот-вот развеются. Надеялся. Но сбыться его надежде если и суждено, то по крайней мере не здесь и не сейчас. В принципе, есть вариант услышать ее голос, попросить Авилекса, чтобы позвал. Он уже потянулся к ракушке, но резким движением одернул руку.

Нет, надо идти на север.

Идти!

Идти!!

Идти!!!

Возможно там — спасение. Желтая свеча выглядела уже непривычно большой: совсем не так, как из Сингулярности. Стал отчетливо заметен стекающий с одного ее бока воск. Вот интересно: свечи ведь рано или поздно догорят? Понятно, что процесс этот очень-очень медленный, но что потом?

Маленькие огарки.

А дальше?

«Надо все-таки заняться на досуге чтением древних свитков».

Фалиил при движении на запад также встретил несколько селений, в них домики были сделаны из камней, плотно скрепленных скорбящей глиной. Все их крыши чопорно-красного цвета, что на фоне мягких зеленоватых тонов лесного массива несколько режет взгляд. Кстати, скорбящая глина столь странное название получила оттого, что застывая, образовывала грязные подтеки похожие на слезы. Фали, как мыслитель, увидел примерно то, что в своих размышлениях заранее ожидал увидеть. Поэтому и не стал удивляться расставленным повсюду скульптурным изваяниям во всевозможных несуразных позах. Наверняка все они думают, что до сих пор живут — ведь времени осознать произошедший с ними катаклизм попросту не было… О, какой вздор! Не думают они ни о чем.