Татьяна Турве - Испытание на прочность

Фазер скоро сдался и оставил ее в покое, удалился в Славкину комнату и занялся своим драгоценным компьютером: что-то в сотый раз устанавливал или переустанавливал, от удовольствия неразборчиво мурлыкая себе под нос. При виде этой довольной до предела отцовской спины Янке немного полегчало, с трудом стряхнула с себя апатично-вязкое оцепенение и решила выбраться в город. Пускай будет холодно, пускай целый день проторчишь под проливным дождем, все равно — можно побродить по улицам, поглазеть на разноцветные деревья, ну или просто посидеть у реки, как вчера. (Если позволит резкий ноябрьский ветер.) А на самый крайний случай, если стихия совсем уж разыграется, можно укрыться где-нибудь в кафе, выпить горячего шоколада или чаю с лимоном — но только чтоб не в пиццерии и не в "Лакомке"… (Да, такими темпами в Городе скоро ни одной кафешки не останется, куда б она могла зайти не скрываясь!)

В спешке Яна никого не предупредила, побоялась, что под родительским давлением передумает и проторчит дома до вечера. "Теперь мама точно по возвращении даст прикурить, — думала с тоской, шлепая по лужам до троллейбусной остановки неподалеку от дома. — А ведь только-только начали друг с другом разговаривать, эх!.." Но самая главная неприятность обнаружилась уже в маршрутке: только-то и всего, что забыла дома зонтик. Ничего не скажешь, голова…

К счастью, дождь решил дать городу передышку, сквозь низкие чернильные тучи проглянул краешек ясно-голубого неба. Добрую половину пути, пока автобус не свернул, Яна не сводила с него глаз. От нечего делать пыталась мысленно его расширить, растянуть на весь горизонт, то раздвигая с усилием грозовые тучи, то выметая небо воображаемой метлой. И надо же, минут через десять чистый безоблачный островок окреп и заметно разросся, лишь над рекой по-прежнему стояла темная завеса.

Сегодня, в отличие от вчерашнего дня, весь мир был с ней заодно. Казалось, тысячи невидимых помощников столпились у Янки за спиной, беззвучно утешали и что-то неразличимое в оба уха нашептывали. Если незаметно повернуть голову назад и немножко так постоять, привыкая к слабому мерцанию за спиной, то можно их увидеть — светлые полупрозрачные тени в струящихся длинных одеждах, похожие на людей. Или на ангелов, только без крыльев…

Одновременно с фантастической мыслью про ангелов ей внезапно почудилось, что кто-то из той молчаливой толпы за спиной тихонько рассмеялся и дружески похлопал по плечу. Как это ни удивительно, Яне было совсем не страшно — может, здравый смысл настолько притупился под влиянием дождя и свинцово-серого настроения?.. Как последний аккорд в этой симфонии, в голове зазвучали негромкие слова (Янка приноровилась уже различать, что они не свои, а явственно "посторонние"). Невидимый голос мягко заверил, что с ней все в порядке, не стоит так переживать. А вот день сегодня непростой, она со своей чувствительностью это уловила: в пространстве сейчас происходит нечто значительное.

"Ага, оттого меня и колбасит… — догадалась Янка и, разумеется, тут же мысленно поинтересовалась: "А что в пространстве происходит?" Но "Они" вдаваться в подробности не стали, покровительственным тоном ответили, что этого ей знать не следует, незачем. Единственное, что от Яны сейчас требуется — это без лишней нервозности и трепыханий дождаться вечера: конфигурация планет изменится и станет полегче, напряжение спадет. И еще есть для нее одно маленькое поручение, но об этом чуть позже… (Именно так и подумалось, с "конфигурацией" и "трепыханием". Вряд ли бы ангелы стали настолько фигурально выражаться!)

На всякий случай Янка мысленно спросила: "Я теперь что, всегда буду видеть вас рядом с собой?.. — И из вежливости прибавила: — Кто бы вы не были."

Посторонний голос в голове жутковато — оттого, что звук шел изнутри — рассмеялся и вежливенько так заверил, что нет, видеть будет не всегда, никаких причин для паники! Просто сейчас она намного восприимчивей, чем обычно, потому "Они" решили воспользоваться случаем и кое-что показать. Не успела Янка сообразить, радоваться ей или огорчаться, как вышла прямехонько к Ленинскому парку. До Дуба рукой подать — может, эти граждане-невидимки именно его и имели в виду?..

Дуб сегодня почудился еще более грустным и неприкаянным: стоял себе сиротливо на ветру и терял последние коричневатые, с волнистыми оборками листья. Крона его заметно уменьшилась в размерах, Янка присмотрелась повнимательней и ахнула: на месте прежних роскошных веток отчетливо виднелись свежие срубы. И до того ей стало жалко свой Дуб, своего старого верного друга, что на глаза навернулись слезы и нестерпимо защипало в носу. (Еще бы, она ведь сегодня "восприимчивая", глаза на мокром месте!) Нашептывая ласковые слова, девочка положила руки на изрезанный глубокими морщинами ствол дерева, но Дуб не откликался — молчал, словно вдруг онемел. Наконец в мозгу зашевелились его слабые и непривычно отстраненные мысли, без прежнего тепла и мягкой дружеской поддевки. Яна от неожиданности вздрогнула:

"Я уже старый…"

"Ничего ты не старый! — преувеличенно бодро возразила. — Вон какой большой, один ствол чего стоит, не обхватишь…"

"Я слабею с каждым днем, мое время уже прошло. Больше сюда не приходи", — последние слова прозвенели с ледяным безразличием, словно посторонней, случайной прохожей в парке… Яна его равнодушию не поверила: он просто пытается от нее отгородиться, наверняка из гордости — не хочет, чтоб его видели в этом жалком состоянии… Как все сильные люди.

"Люди? — он с натугой рассмеялся. — Я не человек, но мое время тоже ограничено. К тому же…" — он разом замолчал, Янка успела уловила где-то за мыслями, что он не хочет ее расстраивать.

Но было поздно, она опять куда-то "въехала": перед глазами разноцветной каруселью завертелось множество ярких картинок, будто стопку фотографий кто-то швырнул веером в лицо. Десятки, тысячи людей, они каждый день приходят к Дубу и о чем-то умоляют… Жалуются, стенают о болезнях и неудачах или просто отдыхают под его гостеприимной кроной. Он никому не отказывает, всякий раз наполняет своей светлой энергией до самых краев, и они уходят радостные и облегченные, едва не вприпрыжку, как неразумные малые дети. А Дуб остается один в полном опустошении, и не хватает времени отдохнуть, чтоб восстановить силы — вот уже толпятся у подножья очередные страждущие… И так изо дня в день, из столетия в столетие!

"Не расстраивайся, в этом нет твоей вины", — его голос потеплел и смягчился, совсем как раньше.

"Конечно, нет моей вины! Я ведь тоже просила для себя!.." — запричитала в отчаянии Янка, потеряв над собой всякий контроль, не соображая больше, мысленно говорит или выкрикивает вслух. Дуб ее перебил: