Елена Федина - Наследник

— Вот и ты, — проговорила она, когда я повернулся, — я знала, что мы встретимся.

— Я тоже, — прохрипел я, глотая ком в горле.

— Скажи, долго мы еще будем в этом аду?

Ни удивления, на радости по поводу нашей неожиданной встречи у нее не было, она была как во сне.

— Нет, — сказал я, — конечно, нет, проснемся и пойдем.

— Проснемся? — удивилась она, — зачем спать?

— Тогда пойдем прямо сейчас. Поешь только.

— Зачем есть, Кристиан?

Она все-таки была безумна, и я из осторожности ничего не стал отвечать. Сел рядом с ней, взял ее за руку. Рука была горячей. Мне хотелось схватить Эску, прижать к сердцу и завыть от тоски и жалости, но я боялся шевелиться, боялся снова увидеть в ней то ужасное и дикое существо, что с воплями удирало от меня по развалинам.

— Наверно, ты и в самом деле любишь меня, если мы снова встретились, — вздохнула она.

— Конечно, люблю, — сказал я.

— Ты пришел за мной?

— Да, да, да!

— Как хорошо… — Эска повернула ко мне свое лицо, уже не безумное, но всё равно странно-отрешенное, с потусторонней какой-то улыбкой, — ты так изменился, Кристиан… а помнишь когда-то, еще при жизни, у тебя были борода и усы? Помнишь?

— При жизни?

— Не помнишь… А потом ты хотел на мне жениться и поэтому побрился, а потом ты ушел на кладбище и больше не вернулся… Мне сказали, что тебя убили. Ты помнишь, как тебя убили?

— Нет. Уже не помню.

— Странно, я тоже не помню, как я умерла… Ладно, пойдем. Куда ты хотел меня вести?

— Не вести, а нести, — поправил я, уже немного понимая, в чем заключается ее безумие: бедной моей Эске легче оказалось поверить в то, что умерла она сама, а не все вокруг нее, — я понесу тебя, ты же без сапог.

— Зачем мне теперь сапоги? — снова удивилась она, — духи не мерзнут.

«Не едят, не пьют, не спят», — докончил я про себя, — «что же мне с ней делать!»

Самое поразительное, что она действительно не мерзла. И не хотела есть, хотя не ела, наверно, недели три, и не спала ни минуты! Мне пришлось смириться с тем, что она идет рядом со мной босиком, ступни ее, которые я время от времени трогал, не веря своим глазам, были горячи как ладони. Ни шарф, ни шуба ей были не нужны, она действительно напоминала дух без плоти.

Мы шли в темноте под хмурым беззвездным небом, и мне самому уже начало казаться, что я на том свете, а не на этом. Во всяком случае, мне туда хотелось. Жить надоело до отвращения.

«И снова тьма, и снова вьюга сто тысяч лет, сто тысяч лет…» Как ты угадал, мальчик, со своим стихом!

К утру мы дошли. Сетвин мирно завтракал у себя в комнате, но наш приход заставил его поперхнуться. Я уже привык к Эске и не подозревал, как ужасно она выглядит со стороны.

— Кто это, Кристи? — спросил он ужасным шепотом.

— Моя жена, — ответил я.

— Боже милосердный!..

Эска подошла к столу, склонила голову набок как удивленная кошка и забрала у Сетвина бутерброд с маслом.

— Зачем ты ешь?

Я буквально сгреб ее в охапку и отнес на кровать.

— Полежи тут, отдохни, хорошо?

— Я не устала.

— Полежи, я прошу тебя.

Я надеялся, что так она все-таки уснет. Сетвин смотрел на меня, как на приговоренного к четвертованию.

— Она считает, что мы все уже на том свете, — сказал я тихо, — не ест, не спит, не чувствует холода…

— Так она долго не протянет, — вздохнул он, — и умрет от истощения, на этот раз по-настоящему.

— Прямо не знаю, что с ней делать!

— Лечить. Ей нужен Ластер, если он, конечно, в Трире.

— Он лечит тело. А ей надо лечить душу.

— Он может всё.

— Я видел его недавно у Альфина.

— Да, они как-то связаны…

Эска не спала, она впала в какое-то забытье. Видимо, сил в ее хрупком тельце осталось так мало, что она не могла даже открыть воспаленных от бессонницы век. Мы купили карету, я завернул ее в пуховое одеяло и всю дорогу прижимал к себе как младенца. Иногда она приходила в себя, с трудом произносила несколько слов и снова забывалась. Она угасала на моих руках как свечка.

Я готов был везти ее прямо во дворец и призвать всех дворцовых лекарей и колдунов, чтобы только спасти ее. Сетвин был против.

— Я так и знал! — возмутился он, когда, проехав городские ворота, я объявил ему о своем намерении, — самоуверенность тебя погубит в конце концов!

— Я ничего не боюсь, я же сказал.

— Ты до сих пор мне не веришь?

— Я тебе верю. Но ты сам ни черта не знаешь!

— Знаю. В том-то и дело. Король не должен знать, что у тебя есть жена. Этого он тебе никогда не простит.

— Что же ты предлагаешь?

— Тут и думать нечего. Тебе нужен Альфин. Его отец — аптекарь, дом его вне всяких подозрений, и, главное, он знает, где Ластер.

— А он не побежит доносить королю?

— Альфин? — Сетвин посмотрел на меня с упреком, — тебе следовало бы лучше знать своих друзей.

— Возможно.

Я выглянул в оконце и велел кучеру ехать на Рыбную улицу.

Аптекарь сначала удивился, потом быстро сообразил, что к чему и показал комнатку, куда можно отнести Эску. Я осторожно положил ее на кровать и развернул одеяло. Эска так и не пришла в себя, за те полторы недели, что мы тряслись в карете, она совсем высохла и превратилась в сухую тростинку. Вид у нее был так ужасен, что наворачивались слезы. Не знаю, можно ли было говорить о любви, но жалость моя была безгранична и жалила как змея в самое сердце.

Примерно через час Сетвин привез Альфина. Я услышал голоса и поспешно спустился вниз. После всех ужасов и разочарований, мне хотелось увидеть его прекрасное счастливое лицо, мне хотелось увидеть настоящую улыбку, если они еще существуют на этом Богом проклятом белом свете.

Альфин не улыбнулся мне. Он был встревожен и озабочен. И даже раздосадован.

— Рад вас видеть живым и здоровым, — сказал он серьезно.

— Здравствуй.

— Где она?

— Наверху.

— Почему вы меня не предупредили? Почему?

— Зачем, Альфин?

— Я, по крайней мере, дал бы вам противоядие. Это же безумный риск — ехать в очаг Черной Смерти!

Когда мы поднялись в комнату, Эска сидела на кровати, ее покачивало из стороны в сторону, как человека, у которого сильно кружится голова. Альфин застыл в дверях.

— Ангел, — проговорила она тихо, — наконец-то.

— Не бойся меня, — ласково заговорил он, — теперь всё будет хорошо, я осмотрю тебя, а ты мне не мешай, ладно?

После короткого осмотра он принес ящик с инструментами и заправил шприц.

— Есть ей еще рано, — объяснил он мне шепотом, — придется подкармливать ее пока так. Всё это время ваша жена будет спать, пока не окрепнет немного, и пока не появится Ластер. Лечить безумие я не в состоянии.