Сергей Ким - Без объявления войны

Захваченного диверсанта без особых любезностей усадили на крепкий деревянный стул, затем конвойные вытащили у него изо рта кляп и на всякий случай остались стоять рядом.

— Ну что, Василий Симонов, — Аристарх мрачно уставился на пленного, — Отвечай, когда и кем ты был завербован, какое диверсионное задание имел?

Бывший начлагеря лишь только криво усмехнулся в ответ.

— Ишь ты, больно гордый, что ли? Или храбрый? Ну да ничего, у нас, ты, голубчик живо заговоришь… — Аристарх тоже усмехнулся, немного подумал и обратился к одному из конвойных.

— Боец, раздобудь и принеси-ка сюда жаровню и медпакет.

— Есть, ваше высокпревосходство! — рявкнул солдат и быстро вышел за дверь.

Морозов повернулся к пленнику.

— Ты не думай, Василий, умереть тебе я не дам, наоборот ты будешь жить, быть может, уже не так комфортно как прежде, но…

— А ты меня не пугай, зэг, — хриплым голосом прервал его Симонов. — Я ещё и не такого навидался.

Глаза генерала нехорошо сузились.

Тут в дом зашёл посланный за необходимым снаряжением конвойный. В руках он нёс небольшую жаровню, а на плече у него висела зелёная сумка — индивидуальный медицинский пакет, содержащий бинт, пропитанный заживляющим составом, и несколько самых необходимых эликсиров для наружного и внутреннего применения.

— Ваше преосвященство, сударь Шеин, — спокойным голосом проговорил Аристарх. — Я думаю, вам стоит покинуть сию скромную обитель примерно на час.

Пётр первым поднялся со стула и направился к выходу.

— Пойдёмте, Осип. Это зрелище не для нас.

* * *

Бургомистр вместе с епископом уже около часа сидели около костра, разведённого солдатами около дома, где разместились посланники. Охрана после нападения была значительно усилена — изрядно вымотавшееся за день отделение приданных Петру и Осипу солдат решили не поднимать, поэтому ограничились только зэгами. Зато, их теперь было не четверо, а два десятка.

Спать Шеину и епископу не хотелось совершенно, хотя и надо было — завтра предстоял трудный день. Тем ни менее они просто сидели у костра, слушали, что говорили солдаты и смотрели на ночное небо. Нынешний июнь выдался на Монероне немного прохладный, но температура даже ночью не спускалась ниже градусов пятнадцати — в общем, было довольно было тепло.

Бургомистр просто сидел и смотрел на звёзды, узнавая с детства знакомые очертания созвездий.

"Странник, Дракон, Северный Крест, Голова орка… Сотер превеликий, сколько ж я не смотрел на звёзды? Не помню… Наверное, очень долго. Кажется, с тех самых пор, когда я был безусым юнцом и даже не думал ни о поступление в Училище, ни о собственном деле…

Когда я ещё умел по-настоящему любить и ценить жизнь.

А теперь… теперь, я просто цепляюсь за неё, хотя зачем? На кой ляд? Я прожил неплохую жизнь, у меня есть и дети, и внуки… Но всё равно, стоило осознать, что смерть прошла рядом со мной, что ещё немного, и я бы навсегда распрощался с миром…

Проклятье, я ведь до дрожи боюсь умереть, но не верю в речи священников о загробной жизни. В Бога верю, а в Ад и Рай — нет. Я знаю, что там меня ждёт лишь только пустота… Пустота, и надеюсь, покой…

И всё равно я хочу остаться здесь подольше.

Сегодня совершенно незнакомый мне человек отдал жизнь, чтобы жил я. Он был здоровым мужчиной, он бы нашёл своё место и на войне, и в мирной жизни, а я… я… я просто старый трусливый старик…

Почему, вот почему все эти люди находят своё счастье в войне, в этом самом богопротивном занятии, которое только измыслило человечество? Убийство другого разумного, будь то человек или дракон, неважно — не это ли самоё мерзкое занятие?

Узаконенные убийцы, вот кто они все по своей сути.

Но они относятся к этому словно к простой работе — и если у кого-то имеется другое мнение на этот счёт, то ему никогда не стать по-настоящему хорошим солдатом.

А с другой стороны, ведь их ремесло ничуть не хуже любого другого. Вот сейчас, например, началась война — на нас напали, и вот эти люди, которых упекла на рудники родная страна, без разговоров и пререканий готовы её защищать. Как я услышал, что говорил один солдат: "Да пущай хоть опосля войны меня обратно загонят на рудник, главное — победить. А моя судьба, пущай никого не волнует".

Главное — победить, а уж моя судьба…

Нет, не понимаю я таких людей. Ставить свою родную страну выше своей собственной жизни — я, наверное, так бы не смог. Всё же жизнь у меня одна, а страна… нет, ну что страна? Мало ли других людей что ли?.."

Осип крепко сжал ладонями виски.

"Вот поэтому, из-за таких мыслей — эти воины и честнее, чем я.

Они — свободны, а я — нет.

Одна их жизнь способна вместить сотню моих. Смерть в постели для них — непозволительная роскошь. Как там говорится в старой сказке? — "Я живу двадцать лет, но ем только свежую дичь, и нет никого сильнее меня, а ты, ворон, живёшь сто лет, и сто лет ты питаешься падалью!"

Вот так-то, Осип. Ты — старый ворон, а они — ястребы. И ты, скорее всего, переживёшь эту войну, даже если Рарден проиграет, а вот они — нет.

Чую, ох, чую, будем эта война жестокой, самой жестокой из всех, что были доселе — или мы врага, или враг нас.

Третьего не дано.

Всё в руках этих солдат, которые сейчас вновь почуяли сладкий запах свободы и беззаботно окунаются в омут прежней жизни. А быть может уже всего лишь через месяц или пару дней, они погибнут на каком-нибудь безымянном поле.

Но исход войны теперь не только в их руках, теперь, Осип, ты тоже на войне.

Не понимаю ли я этих людей? Да, порой.

Уважаю ли я их? Да, безусловно.

Завидую ли им?..

Да.

Мне никогда не стать таким, как они. У меня не хватит духу пойти грудью на вражеский строй или стоять под колдовским обстрелом. Я до мозга костей гражданский обыватель, но я сделаю, сделаю всё, что только возможно в моих силах. Всю жизнь, всю свою жизнь я не делал ничего плохого, но не делал и ничего хорошего — я был обычным человеком.

Но теперь, на исходе лет у меня появился шанс что-то исправить, сделать что-то, наконец, не только ради себя, но и ради других. Чтобы хоть кто-то потом меня вспомнил, кроме родственников и сказал: "Да, Осип Шеин был хорошим человеком"".

Можно прожить хорошую жизнь, но глупо умереть — тебя будут помнить за всю твою жизнь, за все твои поступки.

А можно умереть так, чтобы твою прошлую жизнь даже не вспоминали, а запомнили только последние деяния.

* * *

— Ну что, сидите, отдыхаете?

Голос Аристарха отвлёк Осипа от самокопания. Бургомистр одновременно с Пётром оторвали взгляд от ночного неба и взглянули на подошедшего к костру генерала.