Мария Чурсина - Императрица и смерть

Она подняла голову, и в свете белого пламени стало видно, как выбилось несколько волосков из идеальной причёски - собранного на затылке тугого узла.

- Но в этом случае есть...

- Руана тоже так считала, когда уничтожала магов семьями. Орлана... - Она на мгновение замолчала, и лоб её прорезала морщина, как от тщательно сдерживаемой боли. - Орлана. Задумайся. Я не убивала своего мужа. И никто другой не смог бы это сделать.

Орлана встала, одёрнула подол мантии. Белое пламя колыхнулось от того, как резко она махнула рукой, и в полуприкрытых глазах Ишханди затрепетало отражение огня.

- Я схожу за платьем, если ты не возражаешь, - кивнула Орлана и вышла из комнаты.

На широком сером плацу маршировали воины: выстраивались в колонны, расходились и награждали окрестности звучным топотом.

- Вы арестованы, лорд Ольвэ, - сказала Орлана, укладывая на стол перед ним грамоту, уголки которой тут же затрепетали от ветра. Если бы она не удерживала бумагу, придавив пальцами её середину, её давно бы унесло на плац к солдатам.

За Орланиной спиной в этот раз были Аластар и Линкей. Один будто всё ещё повторял про себя заклинанием: 'Только прикажите, императрица', - другой устало прикрывал глаза и хмурился, а небо сыпало на них мелким колючим дождём, и чёрный с серебром плащ Ольвэ ловил его капли.

- На каких основаниях, ваше величество? - Он чуть склонил голову к плечу, изображая благодарного слушателя, но улыбка - его улыбка застыла в глазах, окаменела на губах и пролегла морщиной по гладкому до этого лбу.

- Вы арестованы за попытку убийства высшего мага. Любое моё решение считается законным, если при его исполнении присутствует хотя бы один член Совета. - Орлана сняла с руки тяжёлый браслет с чёрным камнем и положила его посередине грамоты. И, хоть уголки её всё равно трепетали от ветра, сорвать арест у ветра уже не было сил. - Здесь всё сказано. Снимите только вашу перчатку.

Он протянул к ней сложенные до этого за спиной руки - ладонями вверх, - и зазвенела цепочка с подвесками у него на запястье.

- Вы имеете в виду эту?

Орлана только скользнула по ней взглядом - по обманчиво-нежному на вид бархату.

- Похоже, что так.

От неё не укрылось, да это и не могло остаться незамеченным, как осторожно, за самый край он стягивал перчатку. В конце концов, она легла на стол, зацепив пальцем грамоту.

- Спасибо, - кивнула Орлана, опускаясь в кресло: ноги онемели от усталости, и щиколотки облизал холодный ветер, - расскажите, ну зачем вам всё это было нужно?

Он развёл непривычно-обнажёнными, беззащитными от этого руками, будто собирался затанцевать прямо на сером балконе без ограждений, под которым на плацу маршировала имперская армия.

- Я не знаю, что вы имеете в виду.

- Имею в виду леди Ишханди и её платье с рукавами по самые кончики пальцев. Она потрясающе выглядит в нём. А рукава этого платья сшиты из плотной материи. Какие ещё платья носить в такую погоду? - Орлана показательно передёрнула плечами и услышала, как за её спиной сдавленно вздохнул Линкей. - Жаль, правда, что платье испорчено. Яд на рукавах.

Она смотрела на Ольвэ снизу вверх и чувствовала, как наливается усталостью судорожно выпрямленная спина.

- Ещё у нас в Совете есть маг, лорд Эрвин. Наверняка вы его знаете. Он славный, имеет привычку целовать леди руки. Это так романтично.

Ольвэ молчал, а его перчатка на столе от ветра дёргала пальцем и тоненько звенела подвесками и серебряной цепочкой.

- Он славный, - повторила Орлана, сдерживая кашель, вставший в горле. - Вы не намеренно отравили его, он просто встречался с Ишханди точно после вас. И привычка целовать руки... Я удовлетворила ваше любопытство?

Он молчал, и Орлана вдруг поняла, что солдаты больше не маршируют: плац безупречно чист и уже чёрен от дождя.

- Зачем же вы так с Ишханди? Травили бы меня, раз так хотелось. А знаете, что я теперь сделаю? Я буду подозревать вас в убийстве отца. - Капли дождя стекали с волос за отворот мантии, и Орлана чувствовала, как бегут они вниз, по разгорячённому телу. - Жаль, что вы так и не успели объявить о независимости вашей страны. Аластар, будьте добры, проводите лорда Ольвэ.

Она осторожно, за одну из подвесок на цепочке, подтянула к себе белую бархатную перчатку, склонилась над ней, вдыхая воздух, густо замешанный на свежести дождя и пряном аромате цветов.

- Маарская вишня, вы сказали, - произнесла Орлана задумчиво. - Премерзкий, наверное, запах у вашего яда, если его глушат только такие духи.

Она открыла глаза в крошечной комнатке с низким потолком и голыми каменными стенами. После совершенной темноты ей показалось, что комната озарена ярким светом, но уже через минуту стало ясно, что горит всего один шар белого пламени, и тот почти у самого потолка.

С губ не сорвалось ни хрипа, ни стона.

- Молчи, - В углу стоял человек, закутанный то ли в накидку, то ли в мантию - не разобрать, - ты ещё не вполне владеешь своим телом.

- Где я? - Сабрина не послушалась, а голос поддался всё-таки. Не сразу, но поддался. Она попробовала приподняться на локте, и рука скользнула по каменному постаменту. Съехал на пол и звякнул о камни её узкий меч.

Она оглядела своё тело: подол платья мягкими волнами спадал с постамента до самого пола. Там же, на холодном камне, лежали трупики цветов. Облетевшие лепестки рассыпались по красному шёлку. Сабрина шевельнулась, и лепестки полетели вниз, на камни.

- Говорят, это большая честь - быть похороненной в императорском склепе, - чуть хрипло произнёс её собеседник. - Тем более для тебя, наёмная убийца.

Память ударила в лицо порывом зимнего ветра, мазнула по щекам мокрым снегом, запахом крови повисла в воздухе. Шар белого пламени поплыл в сторону, и теперь она смогла увидеть ещё одно тело. Сабрина охнула от удивления и почувствовала, как раскалённым мечом боль проткнула живот.

На таком же каменном постаменте лежал Истемир. В холодном свете пламени его лицо отливалось даже не бледностью - синевой, - и пальцы, сцепленные на эфесе меча, окоченели от дыхания смерти.

- Почему я не умерла? - спросила Сабрина, рассматривая спокойное лицо своего мёртвого врага и спутника.

- Ты умерла. Но, скажем так, ты выторговала у смерти ещё несколько часов существования.

Сабрина прижала ладонь к животу. Ныла открытая рана, как будто внутренности перемалывало в кашу, но на коже не было ни единого пореза. Тот, кто стоял в темноте, в углу, дышал холодом и говорил так, что леденели губы.

- Мне нужно поговорить с Орланей, - прошептала Сабрина, морщась от боли.

- Иди. - И голос её собеседника подёрнулся улыбкой, как подёргивается рассветом тёмно-серое небо.