Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

Может быть, они хотели запомнить запах, чтобы вспомнить его в будущем. Теперь они считали меня своим, а о таком не слышал ни один из моих соплеменников, и даже в самых старых песнях бардов не встречалось такого.

Коты оставались на острове, пока трижды не взошло солнце. Озера с водорослями хватало на всех, а по ночам наступало время общей охоты на крыс. В первый раз я увидел, как песчаные коты выслеживают их прямо в норах под землёй. Они сосредоточенно рыли, раскаливали подземные проходы, открывали гнёзда этих тварей и быстро разделывались с теми, кто прятался внутри.

На третью ночь собравшиеся стали расходиться. Никто из них не прощался ни с хозяином и хозяйкой острова, ни со мной.

Во время встречи котята устраивали свои собственные детские потасовки, шипя, фыркая и даже пуская по ветру клочки шерсти. Мурри славно отличился в двух таких битвах, и когда возвращался с поля боя, вышагивал особенно гордо, вразвалочку подходил ко мне, а я гладил его и величал воином.

Как только коты ушли, и на острове снова наступила тишина, я принялся помогать семье сметать оставшийся после праздника мусор в глубокие трещины и расщелины. А потом снова взялся за куски крысиной кожи, разминая засохшие на солнце куски, протягивая их через острое ребро камня.

Больше задерживаться здесь я не мог. Настала пора взглянуть в лицо будущему, которого я так страшился. Я понятия не имел, куда идти после того, как я покину этот безопасный островок. Насколько я понимал, мы были недалеко от несущих смерть земель — Бесплодных Равнин. Но в какую сторону идти — я не знал.

Мирурр подошёл ко мне, когда я укладывал в мешок высушенные на солнце лепёшки из водорослей, полоски крысиного мяса и всё, от чего, на мой взгляд, могла зависеть моя жизнь в дальнейшем.

— Есть дорога, — чем больше я его слушал, тем проще понимал речь. — Маска Сломанный Зуб говорит, что она лежит там… — тут кот приподнял голову и кивнул в сторону от острова.

— Куда она ведёт?

— Кто знает? — он недвусмысленно дал понять, что тропы моего народа очень мало заботят песчаных котов. — Но кое–кто по ней ходит. Дважды Маска удачно охотился на их скот. Мурри!

Он подозвал своего сына, который послушно уселся перед ним. Я уловил непонятный для меня поток мыс лей и понял, что отец наставляет своего котёнка. Песчаные коты — странники пустыни, и несомненно, умеют определять направления куда лучше, чем наши дальние патрули.

Когда Мирурр замолк, подоспела Марайя со своими наставлениями и предостережениями. Закончила она тем, что её сын должен теперь быть товарищем и защитником другого, кого в своё время не научили уму разуму,

Я понятия не имел, сколько времени может пройти, пока мы не найдём другое прибежище, навроде этого острова, сослужившего мне такую добрую службу. Чем больше я смогу унести с собой припасов, тем будет лучше.

Я соорудил два тюка, один — мой мешок, на дне скромные пожитки, и доверху набитый сушёной едой, а второй — полегче, ведь и лепёшки из водорослей, и вяленое мясо весили немного. Я обернул второй тюк выделанными на скорую руку шкурами и поманил к себе Мурри.

Тот попятился, с неохотой глядя на меня, и недовольно заворчал.

— Чтобы путешествовать, — начал я, призвав на помощь всю внушительность, какую только мог, — нужно есть. Нам лучше нести много еды, на случай, если мы будем странствовать много дней. Но я не могу тащить оба тюка. В дороге товарищи делят поклажу между собой.

Выжидающий взгляд Мурри переместился с меня на двух взрослых котов, словно в надежде, что они поддержат его гордый отказ нести на спине поклажу, словно як. Но те даже не пошевелились. Он снова посмотрел на меня, и я кивнул.

Демонстрируя каждым движением своего худенького тела отвращение к тому, чего я от него хочу, Мурри прыгнул ко мне и покорно стоял всё время, пока я привязывал мешок ему на спину, изо всех сил стараясь, чтобы ремни не мешали его движениям. Я поднял посох, теперь настала моя очередь прощаться. Прощания даются нелегко. Мы народ замкнутый, тесно объединённый рамками кланов или семей, и рвать такие узы для нас непросто. Это угнетало меня даже здесь, хотя я стоял перед песчаными котами, а не перед своими кровными родичами.

Я склонил голову, как сделал бы это перед главой дома, и произнёс слова прощания — которых не смог сказать своей семье в ту ночь, когда покинул свой дом.

— Мирурр и Марайя, гостивший в ваших владениях благодарит вас за права очага и крова. Да пребудет с вами Великий Дух, и да будет конец пути вашего таким, как вы пожелаете.

Мирурр ответил мне:

— Гладкокожий, я принял из твоих рук дар жизни, чего ещё не бывало в нашем роду. Теперь между нами нет клыка и когтя, ножа и копья. Оставим это тем, кто не понимает. Иди же с миром по тропе, назначенной тебе, — ибо ведёт тебя больше, чем просто случай.

Итак, Мурри уверенно затрусил вперёд, словно двигаясь по видимым следам ног и копыт, и мы покинули остров Мирурра и Марайи. Когда мы немного отошли, я оглянулся через плечо, но их шкуры настолько сливались с цветом скал, что я так и не разглядел, то ли они всё ещё смотрят нам вслед, то ли занялись своими делами.

Мурри бежал вперед совершенно уверенно, и мне оставалось только разделить эту уверенность в надежде, что он хорошо знает, куда идти. Рассвет застал нас на границе песчаных волн и голой белой земли, покрытой только крупной острой галькой. Здесь идти пришлось медленней, каждый шаг давался с трудом, острые камни чувствовались даже через сапоги, обмотанные высушенной на солнце шкурой. Мурри начал прихрамывать задолго до того, как рассвело.

Не разглядев никаких признаков какого–нибудь острова, где мы могли бы найти убежище или еду, я соорудил из наших тюков, моего плаща и посоха плохонькую палатку, защитившую нас от лучей поднимавшегося солнца, и занялся сбитыми, ободранными лапами Мурри, смазывая их мазью из водорослей. Потом «обул» его, обмотав подушечки лап крысиной шкурой, старательно привязав каждую, чтобы обмотки не сползли. Мурри помогал мне, как мог, старательно вытягивая лапы.

Мы немножко подкрепились, а потом забились под навес. Прежде чем идти дальше, нам придётся переждать палящую дневную жару.

Глава десятая

— Алитта!

Я аккуратно отложила на стол квадрат чёрной крашеной кожи, стараясь не стряхнуть бусинки с линий узора, по которым их нужно было пришить. В комнате пахло благовониями, и я убавила огонь под чашей, в которой кипела смола с далёкого востока. Мои движения были нарочито медленными, ибо я давно поняла, что торопливость — враг вещей, которыми мне приходится заниматься.