Макс Мах - Хозяйка Судьба

Нет, он больше не верил в такие совпадения, и спокойствие его не было уже родом равнодушия, которое, как сон или оцепенение смерти, владело душой Карла долгие годы после смерти Стефании. Он очнулся от забытья длинною в иную человеческую жизнь, и свежесть восприятия вернулась к нему точно так же, как и нешуточный интерес ко всему, что происходило теперь с ним, Карлом Ругером, и вокруг него. Кто затеял эту странную игру? В чем ее смысл и какова цель, и кто он тот, кто способен на такие игры? Ответов на эти и многие другие вопросы у Карла пока не было, но зато он твердо знал теперь, что оказался в самом центре, боги ведают, кем и зачем затеянной интриги, корни которой, однако, уходили в далекое прошлое. И не в его, Карла, прошлое, которое, и само по себе, было отделено от настоящего не одним десятком лет, а в совсем уже давние времена, когда безумствовал на улицах и площадях Женевы — «Или все-таки это был Пари?» — безымянный и безумный пророк. Когда это было?

«Триста лет назад…»

Карл неожиданно споткнулся о дату, хотя хронологически точным определение «триста лет назад» назвать было трудно. Впрочем, время легко и охотно стирает границы лет и дней, особенно если речь идет о событиях, происходивших задолго до твоего рождения. Но каково, однако, совпадение, если не затруднять себя поисками точности, которая в данном случае все равно была недостижима. Так что, одно из двух: или совпадение или всего лишь его иллюзия. Однако примерно в то же самое время, когда впервые прозвучали пророчества, произошла на Севере Наместническая война, о которой так хорошо написал в своей проклятой книге Леон, и Гавриил Рудой женился на Арине Нове и стал княжить вместе с ней в Семи Островах. Все бы ничего, и мало ли кто и с кем тогда воевал, или кто и с кем сочетался браком три сотни лет назад, но если произнести имя первого князя Сдома на загорский лад, то не тот ли это был Габер Руд — герой «Чумной войны» — о котором мимолетно упоминал Пауль Рыбарь, перечисляя тех, кто родился под Голубой Странницей? Габер ведь, если верить Рыбарю, как раз лет за полста до Наместнической войны и родился. Родился, жил, воевал, и женился, в конце концов, и не на ком-нибудь женился, а на Арине Нове, которая…

Карл страстно захотел обернуться и посмотреть на Дебору, но все-таки этого не сделал, чтобы не выдать ей волнения, неожиданно охватившего его теперь, когда перед его внутренним взором сложилась еще одна, казалось, навсегда утраченная мозаика, яркие краски которой не потускнели за давностью лет и событий. А, между тем, наяву, глаза Карла видели лишь темный камень стен и ступеней, освещенный тревожным пламенем факела, который он нес в руке. Только камень и огонь. Темный грубо обработанный камень, кое-где влажный, а кое-где сухой, как мертвые кости, недвижный и немой, и, напротив, живой и нервный, не знающий покоя огонь. Простые честные вещи, природа которых неизменна, что в том веке, что в этом, здесь и сейчас или где-то и когда-то.

Карл и отправившиеся с ним в этот ночной поиск женщины находились сейчас в глубине замковой горы, и, хотя сам по себе лабиринт, состоявший из узких и широких галерей, прорезанных в твердой скальной породе, был любопытен, ничего таинственного или волшебного в нем не было. Во всяком случае, ничего из того, что предполагал найти здесь Карл, откликнувшись на дошедшее к нему через века приглашение Мертвого Волшебника, они здесь пока не обнаружили.

Винтовая лестница, на которую они попали, открыв хитроумно, но без использования магии устроенную, потайную дверь на четвертом ярусе башни, была упрятана в узкую вертикальную шахту, врезанную в толщу стены донжона. Далее, насколько мог судить Карл, лестница шла строго параллельно колодцу с подъемным механизмом. Во всяком случае, дважды на пути вниз, им попадались короткие ответвления, которые вели в крошечные каменные каморки со смотровыми щелями, забранными железными, насквозь проржавевшими пластинами. По-видимому, метал, в отличие от дерева, не был защищен древней волшбой от безжалостного воздействия времени и природы. Впрочем, возможно, так же, что дело было не только в этом, но и в том, где Карл видел сохранившее свои природные качества дерево, и где встретил теперь столь очевидным образом пострадавшее от дыхания вечности железо. Однако если Карл и заинтересовался этой странностью, то только потому, что проржавевшие заслонки невозможно было теперь отодвинуть в сторону. Но, с другой стороны, и отодвигать их было незачем. Нетрудно было догадаться, что если бы это все-таки оказалось возможным, то из узкой щели, прорезанной в твердом камне стены, на них равнодушно посмотрела бы давным-давно поселившаяся в колодце глухая тьма. Не на что там было смотреть, вот в чем дело. И не надо, потому что мертвую пустоту огромной шахты Карл чувствовал и так, как будто и не было разделяющей их каменной стены.

Лестница, однако, уводила их все дальше в глубь горы, и, чем дальше, тем больше, становилось очевидно, что ведет она не к ущелью Второй ступени, что в принципе было бы логично для потайного хода, но слишком просто для такого сложного сооружения. Между тем, бесконечная череда ступеней действительно вывела их не к выходу наружу — хотя наличие такого выхода художественное чувство Карла и не отвергало вовсе — а привела к началу запутанного каменного лабиринта, состоявшего, как вскоре выяснилось, из множества узких и широких галерей, малых и больших залов и камор, и, естественно, лестниц, на этот раз, в большинстве своем коротких. Ориентироваться здесь было не просто, если возможно вообще, не имея к тому же никакого представления ни о плане самого лабиринта, ни о его назначении, ни о том, что они здесь, в конечном счете, ищут. Вероятно, Карл мог бы прибегнуть к помощи Тьмы, хотя искать во тьме неизвестное, как он хорошо знал, был крайне трудно и даже опасно. Кроме того, не смотря на то, что присутствия магии Карл по-прежнему совершенно не ощущал, он чувствовал, что место это особое, и игры со Тьмой здесь могут стоить им всем слишком дорого. Рисковать же Деборой и Валерией Карл не мог. Однако «дорогу», то есть, маршрут, предназначенный именно для него, как ни странно, великолепно чувствовали обе женщины, и художественное чувство Карла ни разу не усомнилось в правильности выбранного ими пути.

Они медленно шли по коридорам, поднимались или спускались по лестницам, пересекали залы и каменные мостики над подземными ручьями, и Карл, размышлявший, пользуясь воцарившимся в их маленьком отряде молчанием, над разными тревожившими его воображение вопросами, неожиданно подумал о том, сколько труда и средств было вложено в прокладку этих подгорных путей. Впрочем, если быть последовательным, то считать следовало сверху, с самой крепости, построенной в таком труднодоступном месте, как отвесная скала, вздымающаяся над затерянным в диких горах ущельем Второй ступени. Сколько же власти и богатства должно было быть у князя Кершгерида, если он мог позволить себе такое грандиозное строительство? Каково было его могущество? Однако вопросы эти были второстепенными, потому что, как бы ни был сложен и оригинален лабиринт, через который они теперь шли, это никак не объясняло того, почему Дебора решила, что «эта дверь» предназначена именно для Карла.