Алексей Ворон - Время волков

— Вы увидите, как ловко он управляется с мечом, — быстро проговорил Волчонок, желая, видимо, отвлечь своих соплеменников от произошедшего убийства.

Волчонку еще не доводилось видеть, ловко или нет я владею мечом, так что его хвала была мною пока не заслужена.

— Иди сюда. Волчонок, — позвал я своего болтливого друга, который все это время вертелся у моих ног, ползая по земле. — Он поднялся, опасливо посматривая на Меч.

— Смотри, малыш, — сказал я ему, — если я действительно волчий бог, то этот металл не причинит тебе вреда.

Я взял его за локоть и прислонил клинок к предплечью. Тело Волчонка скрутила судорога, но я удержал его за руку, заставив стоять на ногах.

— Молчи и терпи, если ты так веришь в меня. Из глаз Волчонка катились слезы, но он молчал, прикусив губу. Когда я убрал Меч и отпустил его руку, он рухнул мне под ноги и, скрючившись, тихо плакал, спрятав лицо в траве. Его отец подошел и нагнулся к сыну, перевернул и, убедившись, что Волчонок жив, поднялся.

— Дай мне меч, — он протянул руку. Я расхохотался:

— Я никому не даю свой Меч, вождь. Да и мало кому под силу удержать его в руках. Но я добуду для тебя оружие. И когда ты возьмешь его, тебе уже придется держать его, не выпуская.

Вождь улыбнулся, из-за его спины тут же выглянуло любопытное девичье личико. Его дочка опасливо посмотрела на Меч в моих руках, подошла к Волчонку, обняла брата и принялась покачивать, словно младенца. Волчонок возмущенно вырвался из ее рук. Она подняла на меня глаза и виновато улыбнулась.

Волчонок носился по кругу, заливаясь радостным щенячьим воем. Волки подошли ближе, некоторые из них тянулись, чтобы дотронуться до моего Меча, и тут же отдергивали руки.

Не так уж они трусливы, думал я с удовлетворением. Может быть, им действительно удастся совершить все те героические поступки, о которых так мечталось Волчонку.

Быт волколаков оставался на довольно примитивном уровне. Вся необходимая домашняя работа была сведена к минимуму и распределена между мужчинами и женщинами. Лишь в некоторых семьях, где жены были из племени людей, имелось подобие домашней утвари. Эти женщины брали на себя уход за жилищем, стряпню, если им удавалось убедить мужей питаться приготовленной пищей, и прочую домашнюю работу. Река изобиловала рыбой, леса — дичью, а соседние селения — скотом. Волколаки промышляли охотой, так же как моя стая, и все племя зависело лишь от охотничьей или разбойничьей удачи. Лишь изредка волки брали на себя труд по присмотру за скотом, когда удавалось украсть стадо большее, чем способно съесть племя за один присест. О том, чтобы взять в руки лопату и что-нибудь вырастить, оборотни даже не помышляли, полагая труд пахаря унизительным для своего достоинства.

Я поспешил объявить всем, что Залмоксис, то есть я, ни в каких жрецах, обрядах и поклонении больше не нуждается.

Креок, так звали вождя даков, пригласил меня погостить в его жилище. Жена вождя, высокая, светловолосая женщина с голубыми глазами, ухоженная и аккуратно одетая, приветливо встретила нас в просторной пещере, очень чистенькой, как и она сама. Увидев эту женщину, я сразу понял, в кого пошли Волчонок и его сестрица. Жена вождя была человеком, а не оборотнем. Видимо, Креок похитил ее из какого-нибудь людского селения.

Мать семейства быстро состряпала обед и, предложив его нам, отловила своего неугомонного сынка, прижала к себе и уже не выпускала, проливая тихие слезы. Волчонок испуганно поглядывал на меня, опасаясь, что такое проявление нежности вызовет у меня насмешку, но я сделал вид, что не обращаю на него внимания, и тогда он обнял свою мать и так же тихо расплакался.

Кроме вождя, его жены и двоих детей, с нами обедал еще брат Креока, черный волк Дув. От Волчонка я уже знал, что детей и жену Дува убили Звероловы" с тех пор он живет в семье своего брата, вечно печальный черный волк с такой же черной ненавистью в глазах. Дув, как и дочь вождя Вендис, как, впрочем, и вся стая, следовал повелениям Креока с такой слепой верой, что любое его указание тотчас беспрекословно исполнялось, конечно, если оно не противоречило желаниям жреца. А во взаимоотношениях вождя и жреца, как я потом догадался по случайным репликам Креока, было много недопонимания. Так что, возможно, быстрое изменение в настроении стаи после убийства жреца было не моей воображаемой заслугой, а следствием того, что вождь обрадовался избавлению от двоевластия, столь несвойственного нормальным волчьим стаям.

— Что ты будешь делать? — спросил Креок после того, как все поели.

— Добуду вам оружие и научу им пользоваться, — ответил я.

Никакого особого плана действий у меня не было, быть может, потому, что я до сих пор еще не мог поверить, что действительно поддался на уговоры Волчонка и ввязался в эту авантюру. Конечно, теперь надо было задуматься над тем, что и как сделать. Для начала мне следовало выяснить обстановку.

— Ты должен рассказать мне, что здесь происходит, — попросил я вожака. — Сколько этих Звероловов, кто они, где живут, как воюют, откуда у них такая страшная магия?

— Я думал, ты все это знаешь сам, — удивился Креок.

— Конечно, знаю. Со слов Волчонка. Кто у вас только придумал посылать самых взбалмошных и непонятливых вестников, настолько юных, что они с трудом отличают реальность от бабушкиных сказок? Можно подумать, что вы хотели не бога попросить о помощи, а избавиться от неудобного ребенка.

Креок потупился.

— Наш жрец не поощрял браки с человеческими женщинами, — еле слышно пробормотал вождь. — Он говорил, что дети от таких браков будут больше тяготеть к людям, чем к волкам, и из-за них волчье племя выродится.

— И ты, вождь, позволил ему убить твоего сына?

— Не убить, — возмутился Креок, — а послать к Залмоксису. К тому же на него пал жребий. Жрец не сам выбирает, кого сделать посланцем.

— А кто тянет жребий? — спросил я.

— Жрец, — ответил Креок. — Но выбор ему указывает сам Залмоксис.

Интонация, с которой Креок произнес имя Залмоксиса, показала мне, что бог для него существует по-прежнему как нечто великое и недоступное, имеющее ко мне очень ограниченное отношение. Впрочем, это делало только честь его уму. Но меня почему-то это задело, и я сказал:

— Это ложь. Я не делал такого выбора. Поэтому и вернул тебе посланца.

Креок посмотрел на меня, слегка прищурив глаза, словно оценивая, насколько далеко может зайти мое самозванство. Его жена, слушавшая наш разговор, подошла, опустилась на колени и, схватив меня за руки, принялась их целовать. Это, пожалуй, было другим проявлением веры, еще менее желательным. Я, рискуя обидеть женщину, поспешил избавиться от ее страстных изъявлений благодарности и выбежал из пещеры, но успел услышать, как Креок сурово сказал своей жене: