Сергей Костин - Охотник за бабочками

— У меня и ставить то нечего, — развел я руками, показывая, что ведь и, правда, ничего нет.

Лысина улыбнулся. Широко и подозрительно довольно.

— А ты соглашайся, все равно у тебя другого выбора нет.

— Ну, согласен, — лететь-то надо. Не век здесь, на блок посту с лысиной разговаривать.

— А поставишь ты… Поставишь ты на кон…

Лысина метнулся вперед, стремительно выбросил руку и выхвалил у меня из-за спины Кузьмича.

Бедный Кузьмич, не ожидая такого наглого вмешательства в свою личную жизнь, стал страшно ругаться и даже попытался укусить лысину за пальцы, отчего тот повеселел еще больше.

— Я ведь так и думал, что говорящий. Сидеть урод! Сидеть! Ты свое слово сказал. Играем на твоего таракана.

Кузьмич все еще не оставлял попытки вырваться, но попробуйте получить свободу, когда вам почти что обломали крылья.

— Не таракан я! Не таракан! — орал Кузьмич. Лысина счастливо рассматривал схваченную добычу. Наверняка, еще один свихнутый на бабочках. Так и оказалось.

— У меня как раз такого в коллекции не хватает, — заявил он, — Посажу его на булавку, высушу и любоваться буду.

— Эй, начальник, — отвлек я его от мыслей о будущем, — Так дело не пойдет. Я на него играть не стану. Друг он мой. Верный и надежный. Если понимаешь, что это такое.

Лысина оторвался от Кузьмича.

— Что-то я тебя, урод, не понимаю. Тебе невеста нужна? Корабль, которого у тебя пока нет, нужен? Тебе еще и друга подари? Не пойдет. Давай, решайся на что-то одно. Я же ведь не просто так таракана твоего отбираю. Я его выиграть хочу. Или, может, цена мала? Так я еще могу и парочку ящиков с запчастями за такую редкость добавить.

— Не сметь на меня играть! Я же живой. Не позволю.

— Согласен.

Кузьмич мгновенно обмяк и заткнулся. Теперь будет обижаться недели две. Если, конечно, я его еще увижу. Но ведь принято из бед выбирать наименьшее. Вот я и выбираю. Одной души недостаточно. Ставим на кон Кузьмича. И если получиться, а должно получится, то заимеем и корабль, и друга. Как пел мне в детстве паПА — каждый хочет иметь и невесту и друга на самом лучшем в Великой Галактике корабле.

— Согласен, — повторил я, — Этот таракан, молчи Кузьмич и верь мне, против самого лучшего корабля на блокпосту и полной свободы для меня и моего друга. По рукам?

Кто бы видел, как засветился лысина. Вот оно счастье в наше время. Продувать подотчетное имущество и радоваться этому.

— А чтобы тараканчик наш не сбежал, — лысина вытащил из-под стола пластиковую коробку из-под ксерокса, — Мы его вот сюда. Чтобы никто не вынес. А то знаешь, сколько желающих? Играть станем здесь же.

Под всхлипывания Кузьмича в коробке из-под ксерокса, лысина достала из кармана свежую колоду, словно готовился, повертел у меня перед глазами. Все в порядке, без вранья. И надорвал упаковку.

И я сразу понял, что игра предстоит нечестная. Карты оказались крапленые. Даже мне, уроду, это стало видно с одного взгляда. Такими вот картами пользуются все настоящие шулера. Произведены в Ганконговском районе Китайской области Земли. Запрещены специальным постановлением правительства.

Но возмущаться нельзя. Не в том положении.

Лысый быстренько тесанул, продолжая честно глядеть в мои глаза. Кинул на стол мою долю. Карты подскочили и, разминая конечности, двинулись в мою сторону. Пока я их раскладывал по мастям, какая-то из них умудрилась укусить меня и обозвать нехорошим словом.

Карты, произведенные, как уже говорилось выше, в самом шулерском районе Земли, старались выскользнуть из моих, достаточно маленьких пальцев, и все время болтали.

— Не лапай меня, грязная скотина, я туз червленый, а не какая то шестерка сран… пиковая.

— С меня ходи! С меня ходи! — орала трефовая дама, норовя вылезть из набора.

— Не слушай эту дуру, — стараясь перекричать, благим матом заливалась ее соседка, червонная баба. Потом, надорвав голос, стала строить мне глазки и оголять плечи, шепча при этом: — «Я твоя… Возьми меня… О! Ес!».

— Бабы все дуры, — доверительно сообщил король черных мастей и послал мне воздушный поцелуй.

Семерки глупо хихикали, шептались друг с дружкой и показывали на меня пальцами.

А у лысого все карты молчали. Специалист. Сдавил их так, что они только хрипели, дергаясь и трепыхаясь.

— Значит, говоришь, начальник, честная игра? — спросил я у лысины, пытаясь согнать извивающие и вопящие карты в кучу.

Лысина неопределенно пожимал плечами, посильнее стискивая полумертвые карты, и вожделенно посматривал на коробку, где томился Кузьмич.

— Ходи, урод. Так уж и быть, твой ход первый.

Что есть игра? Жизнь Кузьмича. Что есть игра? Корабль. И мое светлое будущее.

Первым делом скинуть самых визгливых. Ту самую трефовую и червленую. Пусть в отбое выясняют отношения. Мне тут только публичного дома не хватает. А то до чего дошли. Плечи начинают оголять и всякие срамные места показывать.

Моих баб, то есть дам, лысина побил самыми маленькими козырями. Они хоть и душу почти испустили, но так и остались козырями. Как в жизни. Хоть ты и есть дохлый начальник, но никакие улыбки и голые плечи роли не играют. Трефовая и червленая начали, было, возмущаться моим бестактным поступком, но, скинутые одним движением в отбой, затихли.

Лысина избрал тактику осторожную и проверенную временем. Зная, что в руках у меня нет ни одного козыря, стервы мои побитые разболтали, стал меня заваливать. Потихонечку и со знанием. Всякую гадость недоношенную подбрасывать.

И брал. А куда денешься? Одна радость. Мелкота шелудивая, в руках моих отдышавшись, начали секреты кое-какие выдавать. Не глобальные, конечно, но достаточно интересные. Например, какого цвета исподнее у лысого. Про колоду запасную в рукаве. Про то, что перегаром от него разит и игре мешает.

Любая информация ценна. Когда-нибудь да пригодится.

На двадцатой минуте я сумел таки наскрести парочку козырей, и положить на обе лопатки двух королей, которые за это оплевали меня с головы до пят и обозвали неприличными словами. Я быстро их заткнул, припечатав к столу ударом кулака.

— Ты рукам волю то не давай, — пробурчал лысина, отдирая от поверхности стола стонущих королей.

На сороковой минуте, когда в моих руках не умещались все собранные карты, а половина из них скакала по столу без должного надзора, произошел перелом.

Я не обращал внимания, как предательские индивидуумы, делая вид, что просто прогуливаются по столу, доносят о дислокации в моих руках противнику. Я не обращал внимания, как паршивая шестерка пик, обидевшись на меня, задрав нижний угол описало карман. И я даже не среагировал на то, что бубновая девятка, та самая, которой я набил рожу за шпионаж, собрав вокруг себя сбежавшие от меня карты, показывает им за деньги похожую на меня личность в обнаженной натуре и в самых неприятных позах.