Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
За едой они не разговаривали. Наконец Дакан сделал знак — еще раз щелкнул пальцами — и последние блюда унесли. Вошли двое мужчин с полупрозрачной трехногой чашей, которую поставили рядом с Даканом. Внутри плескалась какая-то смутно видная небольшая водная живность.
Дакан поднялся и протянул руку. Орклос вложил в нее длинный узкий клинок.
Ральднор напрягся, ощутив новый приступ бессильного гнева. На Равнинах животных убивали лишь для еды или защищаясь. Эта жертва, приносимая у них на глазах, была способом не только запугать, но и унизить их, ибо кто отважился бы протестовать?
Оммосец ткнул ножом в чашу и вытащил ее, и из воды показалось извивающееся существо, кричащее так, как мог бы кричать раненый ребенок.
Дакан рассмеялся. Он подошел к брюху бога пламени и бросил свое подношение в огонь. Крики стали Громче, но через некоторое время утихли.
— Моя дань тебе, о всемогущий Зарок, — сказал Дакан, вытирая нож о кушак.
Орван, Рас и Аниси смотрели в пол. Лицо у Аниси было серое. Ральднор поднялся.
— Господин Дакан, вы обещали нам пропуск, чтобы мы могли пройти в Зарависс, — сказал он твердо и очень холодно, мимолетно отметив про себя, что включил в это «нам» и себя самого.
Дакан обернулся и взглянул на него, и улыбка на его лунообразном лице слегка померкла.
— Ты забегаешь вперед, молодой человек.
— Ваш слуга сказал нам, что нам будет дано разрешение. Так это он лгун или вы?
Лицо Дакана совершенно изменилось. Его глаза сузились, но Ральднор уловил в них проблеск беспокойства.
— Вы получите свой пропуск. Это не к спеху.
— Очень даже к спеху. Ночью в городе будут волки. Чем скорее мы уедем, тем лучше.
Дакан махнул рукой.
— Принесите то, чего он просит.
Ральднор ощутил, как торжествующе заколотилось у него сердце.
Похоже, он лишил этого толстяка самообладания — возможно, еще ни один обитатель Равнин никогда ни на чем не настаивал.
Орклос приблизился к Дакану и передал ему полоску красной бумаги. Положив ее на стол, Дакан украсил ее закорючками своей подписи и оттиском печатки на перстне.
— Вот. Все готово. Можешь умерить свое нетерпение. Говори, Орклос.
Управляющий улыбнулся Ральднору.
— Мой хозяин предлагает вам провести эту ночь под его гостеприимным кровом.
Так вот оно что. Надежно запертая в доме оммосца разгуливающими по улицам волками, девушка будет беззащитна перед домогательствами этого купца. Его вожделение было совершенно неприкрытым. И, если уж на то пошло, его слуга, похоже, заинтересовался самим Ральднором.
— Мы очень признательны вам, Дакан, — едко ответил Ральднор, — но мы и так слишком долго злоупотребляли вашим гостеприимством.
Он взял пропуск.
— Но там же волки… Орван, ты с ним заодно?
Побледневший Орван поднялся со своего места.
— Думаю, да, Дакан. Пожалуй, мы поблагодарим вас и пойдем.
Лицо Дакана стало очень уродливым.
— Будьте так добры. И не забывайте, если вы доберетесь до Зарависса, условия этого контракта. Я верю, что вы не наткнетесь на волков.
Они прошли через вестибюль в холодную ночную тьму.
Чья-то рука коснулась локтя Ральднора.
— Зачем тебе идти с ними? — прошипел с порога Орклос. — Ты пытаешься вести себя как один из этих низкородных обитателей Равнин, на которых Висы плюют, но ты — у тебя манеры Виса и лицо, которое я видел на статуях Рарнаммона. Что они могут дать тебе, эти людишки? Вонючие развалины, грязь, нищету. Уверяю тебя, мой хозяин может быть очень щедрым к моим друзьям.
Ральднор стряхнул его руку.
— Я тебе не друг, оммосец.
Дверь со стуком захлопнулась за ним.
Сначала они шагали по темным улицам в молчании. Маленький фонарь, который нес Орван, отбрасывал колышущийся бледный свет.
Ральднор, шедший чуть позади, не мог оторвать глаз на серебристый водопад волос Аниси. Оммосское вино и его победа слегка опьянили его.
— Возможно, ты слишком поспешил, Ральднор, — наконец сказал Рас, не оглядываясь на него. — Не стоит ссориться с Йир-Даканом.
— А ты предпочел бы остаться там и позволить этому слизняку затащить твою девушку в постель?
Рас обернулся и бросил на него странный взгляд: непроницаемый, но явно полный каких-то непонятных эмоций.
Вдруг где-то не более чем в двадцати ярдах от них завыл волк. Звук показался странно гулким, слишком громким для ночной тишины.
Они застыли.
— Это белый. Я знаю его голос, — негромко сказал Орван. — Прошлой зимой он убил на улицах пятерых человек.
Рука Ральднора потянулась к охотничьему ножу и вытащила его из-за пояса. Он чувствовал жгучее презрение к этим троим, замершим перед ним в пассивном отчаянии. Он обошел их и встал между ними и белой тенью, неожиданно возникшей откуда-то из-за осыпавшихся стен и остановившейся, не сводя с него глаз.
Значит, он охотился в одиночку. Ральднора поразила его неожиданная красота и небывалый размер, ибо этот один был как двое волков сразу. Он слышал охотничьи рассказы о подобных чудищах, мутациях силы, но никогда еще не видел ни одного собственными глазами. Массивная голова зверя достигала его солнечного сплетения. Но до чего же он был грациозен! Ральднор уловил тусклую расчетливую вспышку его глаз, а его оскаленная пасть уже казалась полной крови.
А потом он, казалось, вломился в его черный примитивный мозг. Темный, древний, неукротимый, темную чашу, полную безжалостных тварей, бездонных трясин и дремлющих потоков, где метались, вспыхивая, неожиданные побуждения и желания.
Чудище прыгнуло на него, но он уловил хищную вспышку его замысла. Его рука не дрогнула, когда роскошное звериное тело обрушилось на него, а от резкого волчьего духа перехватило горло. Он по самую рукоятку погрузил свой нож в горящее волчье око, которое мгновенно погасло.
Он лежал неподвижно, придавленный белой тушей, разрываемый внезапно накатившим на него невыносимым горем. Ему оставалось лишь скорбеть. Это было предчувствие. В голове у него металось эхо чьих-то далеких голосов. Он раскрыл глаза и увидел Аниси, стоящую перед ним на коленях на мостовой с лицом, перекошенным от страха — страха за него. Он улыбнулся ей и, столкнув с себя волчью тушу, сел и взял ее за руку.
«Значит, я все-таки тебе небезразличен?» — подумал он, и она повесила голову, ибо между ними больше не было запертой на засов двери и ее разум был открыт для него, открыт для всех тех мыслей и желаний, которые бродили в его душе и были готовы хлынуть в этот разум. У него было такое ощущение, что он вошел в расколотый кристалл, и на него накатила волна покровительственной нежности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});