Александр Важин - Год Героя

С таким решением он и достиг столицы Олавии. Сейчас Алексею нужна была компания, чтобы немного развеять тяжкие раздумья. Поэтому перед возвращением в Турач он решил заехать в гости к Бойку. Тем более что княжеский посыльный искренне его приглашал.

Он разыскал жилище Бойка недалеко от резиденции князя и осторожно постучался в двери двухэтажного деревянного здания. Ему открыла высокая и стройная девушка.

«Красивая, — подумал Алексей, разглядывая стоящую в дверном проеме молодую женщину. — Вот бы она оказалась сестрой Войка».

Девушка внимательно посмотрела на визитера.

— Я — друг Бойка. (Интересно, знает ли Бойко, что он записал его в друзья?)

— Бойка сейчас нет. Заходи.

Было бы глупо отказаться от предложения такой милашки, и Алексей зашел.

А Бойко вернулся где-то через час. И застал гостя за столом вместе со своими родителями да младшим братом Крилачем. И со Свитаной, которая, к большо-о-ому сожалению Алексея, оказалась не сестрой, а женой Бойка.

— Олеша! — оживленно воскликнул с порога Бойко. По веселому огоньку в глазах посыльного было видно, что он от всей души обрадовался гостю.

— Собственной персоной. Обещал показать тебе свой меч. Да и ты в гости зазывал. И вот я здесь.

— Да что же вы квасом-то балуетесь? Свитана, неси медовуху на стол. Разве ж так гостя принимать надо?

Жена поднялась и направилась в подвал — доставать заветный кувшин. По пути Бойко поймал ее в объятия и поцеловал в шею. Свитана игриво вывернулась и исчезла в коридоре.

— Ну давай, хвастайся уже, — предложил княжеский посыльный своему гостю.

Алексей взял в углу катану и протянул ее Бойку. При этом на сердце снова накатило ощущение, что меч до сих пор испачкан в крови. Хотя он вытирал его уже чуть ли не десяток раз.

Бойко вытащил клинок и недоверчиво скривился.

— Тю. И не меч, и не сабля вроде. А что, у Крафа нормальных мечей не было? Давай я тебе один из своих подарю, — усмехнулся он.

— Отдай сюда. Я этим мечом еще погоняю тебя вокруг Идежа.

— Ой ты, придется, наверное, за подол Свитаны прятаться. Ты же беззащитную женщину не обидишь?

— Давай лучше медовухи отведаем Но по чуть-чуть. — Оба — хозяин и гость — засмеялись. Потом Алексей наклонился к Бойку с заговорщицким видом.

— Как твои ребра? С женой управляешься?

— Если ты рассчитываешь помочь мне… — улыбаясь, погрозил пальцем посыльный.

— Молчу-молчу. А не то по шее получу… и подвиг свой не совершу.

Алексей погостил у Бойка еще день и после вернулся в Турач. И первым делом зашел к жрецу. Он должен знать ответ на тот вопрос, что преследовал Алексея со времени происшествия в портовой таверне.

— Будивой, — обратился он к жрецу прямо с порога, не спрашивая разрешения войти, — в Анкоме мне спас жизнь какой-то странный… удивительный бранн.

Жрец отложил деревянную фигурку какого-то божества.

— Ты сначала зайди. И присядь. Вот. Теперь рассказывай.

— Даже не знаю, как тебе объяснить. Он… мы прыгнули в кувшин с водой, а всплыли посреди Элвы. Что произошло? Кто был тот человек?

В глазах седовласого жреца зажегся странный огонек.

— Это был потворник.

— А что это за народ? Внешне похож на бранна. Такой же русый и скуластый. А где их земли? А как он это сделал? — посыпал вопросами Алексей, словно любопытный ребенок.

Будивой начал отвечать не сразу. Некоторое время он словно вспоминал что-то, погрузившись в свои мысли.

— Потворники — это не народ. Живут они на Тийрийском полуострове. Называют этот полуостров также Отшельничьим или Потворным. К этому полуострову подходит и Большая пустыня с запада, и Степь, и земли браннов по побережью. Но со стороны суши полуостров отрезан горной грядой. Только по одному перевалу можно попасть с суши на эту землю. И вот уже несколько столетий на Тийрие живут те, кого называют «потворниками». Или колдунами. Это не народ… туда может прийти всякий. Среди них и монги, и олавичи, и бранны, и суржи, и кариты, и другие. Туда приходят те, кто ищет свободу. Те, кто хочет найти в этой жизни не только кусок хлеба и глоток медовухи. Или славу и воинскую доблесть. Нет, туда приходят, чтобы достичь духовного и физического совершенства. Потворников не много. Мало кто готов потерять всё, чтобы учиться быть поистине свободным. Свободным от судьбы. От предназначения… — Будивой умолк на минуту, потом продолжил:

— Потворников боятся. И уважают. Ведь они могут такое, что недоступно обычному человеку. Они понимают язык животных. Умеют исчезать посреди голой степи. Умеют заживлять смертельные раны. Могут ходить по воде. Много чего они умеют. Но они никогда не воюют. Ни на чьей стороне.

«Прямо какие-то маги-ниндзя. Хотя попробуй тут не поверь, особенно после купания в кувшине», — подумал Алексей и спросил:

— Будивой, а ты откуда знаешь о них так много? — Жрец тряхнул седой головой, встал и взял с полки фигурку глиняной птички. Покрутил ее в руках, потом поставил на место. Снова сел на лавку и начал вспоминать:

— Мне было почти в два раза меньше лет, чем сейчас. Злая доля в обличье крепкого монгского аркана должна была сделать из меня раба. И я бы уже умер где-нибудь, обрабатывая поля и виноградники Маннеда или Бурсдага. Но по дороге в Такк мы вдвоем с одним воем сбежали из невольничьего каравана. В сторону Большой пустыни. Палат вскоре скончался, а я еще два дня бродил рядом с песками, потом еще день полз, пока меня, полубеспамятного, не подобрал отшельник. Он жил в хижине на краю степи. Между степью и вечно жаркой пустыней. Он залечил мне раны и поставил на ноги. — Будивой прикрыл глаза.

— Это был очень старый отшельник. И я кое-чему научился, пока жил у него. А обитал я там без малого год. Это был потворник. Монг. Он ушел доживать свои дни здесь, на краю. Между жизнью, которая заканчивается степью, и смертью, которая начинается черными песками. Таким он мне и запомнился — вечно улыбающимся, бодрым старичком, разговаривающим с пустынными ящерицами и с птицами, которые приносили ему пищу. Тогда я хотел стать как он, властелином своей доли. Но через год я всё же вернулся на родину.

— А почему ты не пошел на полуостров? Если хотел стать этим… колдуном? — спросил Алексей.

— Невесту свою оставил я здесь. Вернулся, а ее уже сосватали из Бороды. Белый свет был мне тогда не мил, и ничего не хотелось делать. А тут как раз старый жрец Турача подыскивал себе преемника… Ну да ладно, поздно уже. Пора идти спать.

Осень почти полностью завладела Самьнавьской равниной. Некоторые деревья уже сбросили свой багряно-желтый наряд, обнажив черные ветви, но большинство лиственных еще стояли в разноцветном одеянии. Издали лес, развеваемый северными ветрами, казалось, играет всеми оттенками красного и желтого. Трава потеряла свой изумрудный цвет и отмерла, чтобы возродиться снова только следующей весной. Проливные дожди размыли поля и дороги, что значительно затруднило передвижение как пехом, так и верхом.